А на поле брани меж тем —
Боем опьяненный Хаким
Рубит одного за другим
Самых удалых калмыков —
Цвет им перебитых полков,
Тех, кто убегать не хотел.
Но о беглецах не забыв,
Силы всей своей не избыв,
Ринулся в погоню батыр.
В город он ворвался — и вновь
Здесь он проливает их кровь.
Грозен победителя лик!
Где ни попадется калмык,
Головы лишается вмиг.
Гневом Алпамыш опьянен.
Улицу за улицей он
Обскакал, дракона грозней:
Улица не знала камней, —
Он ее головами мостил,
Улица не знала воды, —
Кровью он ее оросил.
Так за семилетний зиндан
Калмыкам-врагам отомстил
Алпамыш, конгратский султан!
Выскочил он на регистан —
Ведьму Сурхаиль увидал, —
Волю тут злорадству он дал;
Путь ей преградив, он сказал:
— Мать, куда спешишь? — говорит, —
Может быть, араком опять
Ты меня угостишь? — говорит.
Ведьма поняла, что умрет.
Слово бы хотела сказать, —
Жабий свой разинула рот,
Вертит языком, — языку
Слово стало невпроворот, —
Только подбородок дрожал.
Алпамыш, как сам Азраил,[40]
Меч над старой ведьмой держал:
Долго он ее не томил, —
Надвое башку раскроил…
Двинув Байчибара вперед,
Видит он — от шахских ворот
Сильного коня горяча,
Издали угрозно крича,
Скачет через весь регистан
На него калмык-великан.
Наскочил — коня осадил,
Алпамышу путь заградил:
— Ну-ка ты, узбекский буян,
Бешеный конгратский кабан!
Или ты безумен, иль пьян?
Что же ты, узбек, натворил?!
Сколько ты людей порубил!
Знай, что я — Анка-пахлаван.
Я не выезжал на майдан, —
Думал — ты уймешься, смутьян.
Раз ты не унялся, узбек,
Знай, что конченный ты человек:
От меня пощады не жди,
Лучше — по добру уходи! —
Слышит те слова Хакимхан, —
Яростью Хаким обуян;
Сходится он тут же с Анкой:
— Дай-ка, — говорит, — погляжу,
Кто ты есть такой да сякой,
Что ты за герой-пахлаван?
Ты не пахлаван, а болван!
Что ты здесь болтаешь, болтун,
Ты, кого пугаешь, крикун,
Перед кем кичишься, хвастун,
Перед кем, калмык, ты стоишь,
На кого, бастрык, ты кричишь?
Знай, что я — батыр Алпамыш!
Дерзкий ты ублюдок такой,
Поезжай домой на покой, —
Там жену, детей посмешишь.
Э, как ты артачлив, дурак,
Как ты незадачлив, мой враг!
Видно, не видал ты вояк,
Не знавал с батырами драк!
Не таких, как ты, забияк,
Сокрушал мой левый кулак:
Хоть и мнишь драконом себя, —
Разве ты не жалкий червяк?!
Не в своем народе ли так
Хвастать ты, ничтожный, привык:
«Я — Анка-батыр, мол, смельчак,
Я, мол, и могуч и велик!»
Дерзкий, сумасшедший калмык!
Уличным ты был дурачком, —
Потешал народ похвальбой.
Смерть ты увидал перед собой, —
Вышел потому на майдан,
Поневоле стал смельчаком.
Сам ты уходи по добру, —
В прах тебя, злосчастный, сотрут!.. —
Говорит такие слова
Калмыку Анке Хакимбек,
Очень свысока говорит.
А ему Анка говорит:
— Э, не забывайся, узбек:
Слушай калмыка, — говорит:
— Знай, что я тебя не боюсь:
Ты в моих глазах, — говорит,
— Вовсе даже не человек!
Снова говорю: уходи,—
От меня пощады не жди:
В руки ты мои попади, —
Голову тебе я сверну;
Ты в свою родную страну
Так и не вернешься вовек.
Лучше образумься, узбек!
Караджан — твой друг, я слыхал.
Я тебя за то уважал:
Сколько ты моих калмыков
Безнаказанно уничтожал,
Я, однако, долго молчал —
Все не выезжал на майдан;
Если же я выехал, — знай:
Самого себя обвиняй!..—
Так сказал Анка-пахлаван.
Смехом отвечал Хакимхан —
Плеткой Байчибара стегнул,
Повод на себя потянул, —
Взвился на дыбы Байчибар.
А калмык Анка в тот же миг
Палицей тяжелой нанес
Алпамышу в спину удар, —
И пронесся мимо калмык.
Только той дубины удар
Алпамыш-батыр ощутил,
Словно бы ужалил комар.
Тут раздул он гнева пожар,
Тут булат свой острый схватил,
Тут коня камчой угостил,
Повода коню припустил, —
Вихрем полетел Байчибар —
Недруга настиг Алпамыш,
Обезглавил вмиг Алпамыш.
Словно безголовый чурбан,
Наземь пал Анка-пахлаван,
Сгубленный своей похвальбой…
В это время сам Тайча-хан
Выезжает на регистан —
Вызывает Хакима на бой.
В круг его сипахи берут, —
Шаха своего берегут.
Шах и Алпамыш меж собой
Битву-поединок ведут.
То, чего не ведывал шах,
Сразу же отведал он тут:
Был он Хакимханом убит.
Все его батыры — гурьбой
Повели решительный бой!
Что за удивительный бой!
Бой они вели копьевой,
Но ослепли, что ли, они, —
Ведь своих кололи они!
Кое-кто остался в живых, —
Алпамыш не трогает их,
Сдаться принуждает он их.