Читать онлайн "Алпамыш. Узбекский народный эпос(перепечатано с издания 1949 года)" - Народное творчество - RuLit

— Хоть не знаю я, какой твой конь на вид, — На конюшне ханской конь один стоит. Я скажу приметы: он или не он, — Не клеймом калмыцким этот конь клеймен; Слух слыхала я — он якобы пленен; Выше бабок конь гвоздями прогвожден, Он чугунною колодой пригнетен, — Вес колоды — сто батман без десяти… Если конь не твой, ошибку мне прости. На ноги не может конь-бедняга встать, Голову не в силах от земли поднять. Так уже лет семь он вынужден страдать. У калмык ов страх большой перед конем: Говорят, что разум у коня — людской, Человеческой тоскует, мол, тоской, Говорят калмык и: «Он — такой-сякой, Нам иных людей опасней», — говорят. Про коня такие басни говорят! Родина коня — слыхала я — Конграт, Ездил на коне — слыхала я — узбек. Терпит конь мученья столько лет подряд,— В муках и закончит он свой конский век: Ни один за ним не ходит человек, — Ни зерна ему, ни сена не дают, Походя его чем ни попало — бьют, Походя в глаза печальные плюют…

— Знай: пришлось врагам, чтобы пленить меня, Злым снотворным зельем опоить меня; Чтобы в эту яму заточить меня, Конской силою пришлось тащить меня. Мой же верный конь меня и приволок: Мучили его, — что он поделать мог! Совесть Байчибара предо мной чиста, Знает — я отрублен был с его хвоста. Все же мой Чибар тоскует неспроста: Думая, что был я на куски разбит, Конь мой безутешно обо мне скорбит… Ухо, Ай-Тавка, склони к моим словам: Дорога мне участь верного слуги, — Вызволить коня из плена помоги, — Пусть не торжествуют надо мной враги! Вот тебе пучок сухой травы-исрык; К запаху ее мой верный конь привык, — С этою травой пахучею — беги К стойлу Байчибара, там ее зажги, Чтобы не заметил ни один калмык. Дым травы душистой до его ноздрей Лишь дойдет — и сразу станет конь бодрей: Он почует запах родины своей, — Сразу же поймет: его хозяин жив! Поспеши, беги, красавица, быстрей!..

Тот пучок травы Тавка-аим взяла, С той исрык-травой поспешно в путь пошла, До конюшен шахских травку донесла, — От конюших прячась, травку подожгла. Дым исрык-травы ноздрей коня достиг, — Конская душа вся просветлела вмиг: Вспомнилось лошадке, что сухой исрык Алпамыш с собой в походы брать привык. Словно возрожден душистою травой, Понял Байчибар, что бек Хаким — живой: Конь семь лет лежал с поникшей головой, — Тут он сразу встал, свободно задышал, Голову задрал — и весело заржал. Тут в куски распалась и колода та, Гвозди стали сами выпадать из ног… Вольный из конюшни мчится скакунок, Скачет через всю столицу скакунок. То не гром в горах — то байчибаров скок! Ждет коня в зиндане богатырь ездок, — Держит путь Чибар туда, к Мурад-Тюбе. Калмык ибранятся: «Сдохнуть бы тебе!» «Этот конь узбека, — думают они, — Был семь лет калека! — думают они: — Может быть, семь лет притворствовал, хитрец, Может быть, стервец, взбесился под конец?!» Скачет Байчибар, — кто встречный — тот мертвец! Калмык исовсем в смятение пришли, — Лучше б, мол, они такую тварь сожгли! А Чибар иное чудо сотворил: Пару он раскрыл своих незримых крыл, — Над землей теперь гагарою парил! Полюбуйся-ка, что за чубарый конь: Видано ль, чтоб мог летать гагарой конь?! У зиндана конь приветственно заржал, Он зиндан семижды рысью обежал, Заглянувши вглубь, Хакима увидал — И, каким бывал, таким же снова стал, Словно никаких он мук не испытал…

Вновь и вновь слова молитвы от твердит — И с надеждой вверх из глубины глядит. Над жерлом зиндана конь его стоит, — Своего хвоста он ощущает рост: Что ни миг, то все длиннее хвост, пышней, — Вырастает ровне в сорок саженей! Тут Чибар в зиндан свой погружает хвост. Хвост Хаким увидел — и возликовал,— Не напрасно он спасенья ожидал! Сорокасаженным тем хвостом — свой стан Алпамыш-батыр покрепче обмотал, — Обвязавшись, крикнул он коню: «Тяни! Ты моих надежд, мой конь, не обмани: Вытянешь — заблещут снова счастья дни!..» Байчибар надежд его не обманул: Голову к земле, натужась, он пригнул, На своем хвосте батыра потянул — Вытянул! На вольный мир батыр взглянул. Осмотрел он сбрую на коне, — вздохнул: Видит, что порядка в конской сбруе нет, — Истрепалась, ветхой стала за семь лет. Алпамыш подпругу друга отвязал, Очищать со сбруи пот и грязь он стал, — Надо же коня в порядок привести. Много всякой дряни завелось в шерсти, — Стал ногтями шерсть усердно он скрести. Нравится коню хозяина уход, — Кротко он стоит и благодарно ржет…

А со стороны вершины Зиль сюда Караван груженных камнем арб идет. Много потрудясь и претерпев невзгод, Арбакешей приближается народ. Ехали-спешили, прибыли — глядят, — Собственным глазам поверить не хотят, — Думают: «Ужель мы все сошли с ума?» Смотрят — на вершине лысого холма Конь стоит, а рядом — человек один, — Издали заметно — грозный исполин. Кто же он, такой могучий великан, Коль не Алпамыш, покинувший зиндан? Чьими же руками он освобожден? Для чего же этот камень привезен? Каждый арбакеш смертельно устрашен: «Этот Алпамыш — не он ли тот дракон, С Зиль-горы пришедший на Мурад-Тюбе? Пропадай в степи и кони и арбы!» Покидая все на произвол судьбы, Арбакеши эти, все пятьсот, как есть, Пешие бегут — приносят в город весть… Амальдары шаху весть передают: «Алпамыш сбежал из ямы! — говорят, — С ним и конь его, тот самый! — говорят: Есть тому полтыщи очевидцев, шах! Поскорей изволь распорядиться, шах!» Окружить столицу! — шах дает приказ. Запереть границу! — шах дает приказ; Войску снарядиться! — шах приказ дает; Изловить узбека — и вернуть назад Или — насмерть биться! — шах приказ дает… Переполошив и взрослых и ребят, По столице трубы медные трубят, Шахские гонцы во все концы летят, И, вооружась, отряду вслед отряд, — Конники-сипахи по степям пылят. Вся страна в тревоге. Алпамыш сбежал! Те, которым шах семь лет тому назад Раздавал баранов из узбекских стад, В ужасе теперь друг другу говорят: «Счастлив, кто таких не получал наград!»