С шахом аксакал беседовал в шатре,
Шах сидел, поджавши ноги, на ковре,
Пил вино и сласти ел на серебре, —
Вдруг он слышит шум и крики на дворе.
Стражу оттеснив от кованых ворот,
В ханский двор ворвался трудовой народ —
Пастухи, дехкане, люд мастеровой.
Все шумят, кричат, проклятий полон рот.
Вышел шах во двор, — толпа вопит, орет:
«Все мы передохнем, видно, не в черед!
Чем теперь питаться подданным твоим?
Из чего тебе теперь платить чиким?
Все потрясены мы ужасом таким!
Жалобу тебе приносим, — говорят, —
Ведь ни колоска не скосим! — говорят.
С баев получить мы за ущерб хотим,
Неужель простишь ты наш убыток им?
Мы такого шаха сбросим!» — говорят.
Услыхав эти слова, ус покручивая, калмыцкий шах, к аксакалам и арбобам своим обращаясь, такое слово сказал в ответ:
— Много я богатства разного припас,
Я одет в парчу, и в бархат, и в атлас.
В шелковой чалме ношу большой алмаз,
Грозен я — и строго спрашиваю вас:
Баи эти к нам откуда вдруг пришли?
Как такой разор в стране произвели?
Самовольно как селиться тут могли?
Из какой-такой пришли они земли?
К вам, большим и малым, мой вопрос таков.
Вы должны ответить без обиняков.
Неужели дам в обиду бедняков?
Не щадя ни юных и ни стариков,
Накажу байсунских баев-чужаков,
Подыму их плач до самых облаков, —
Будут меня помнить до конца веков!
Кто прикочевать позволил им сюда!
Баям в полной мере гнев свой покажу —
По заслугам их пытать я прикажу,
Самых знатных биев изобью, свяжу,
Как собак, на цепь в зинданы посажу!
Я ль трудом дехкан своих не дорожу?
Всех, кто потерпел, сторицей награжу.
Стану ль потакать такому грабежу?
Кто их подпустил к родному рубежу?
Справедливый суд-расправу я творю,
Я на знатность пришлых баев не смотрю.
Слушайте, дехкане, что я говорю:
Баев именитых в прах я разорю,
Их стадами вас я ублаготворю,
Преданных моих дехкан я поощрю.
Верьте мне, дехкане, своему царю!..
Палачи мои и миргазабы, эй!
Что вы тут стоите, словно бабы? Эй!
В степь Чилбир скачите! На коней, живей
Выведать на месте все, да поскорей!
Выбрать самых знатных байских сыновей,
Самых их богатых биев и тюрей —
Захватить их в плен, заложниками взять,
Как баранов, их арканами вязать,
Гнать ко мне, в пути — камчами истязать,
Слова о пощаде не давать сказать!
Буду им носы и уши отрезать,
Вырывать глаза и души их терзать,
Буду сечь башки и буду вешать я, —
Должен ведь своих дехкан утешить я!
Дерзких я узбекских баев проучу!
Скот нагнали свой сюда, как саранчу.
Потравили хлеб! Ужели я смолчу!
За убытки с них семижды получу!
Я великий шах, и хоть ношу парчу,
Шахский свой рукав по локоть закачу,
В знатной их крови одежды омочу, —
До конца свой гнев я истощить хочу!..
Палачи мои! Любой из вас — батыр!
Дать коням ячмень да подмешать аир!
Поживее в седла, вихрем — в степь Чилбир!
С пришлых баев-беков поспустите жир!
Изгоню пришельцев — и устрою пир.
Пир такой, какого и не видел мир!..
Выпал снег — свой след оставит караван.
Вызнать, кто калмыцких разорил дехкан!
Буду я к виновным беспощадно лют!
Раз мои калмык
ислезы горько льют,
Я, как шах, утешу трудовой свой люд!..
Послушные приказанию шаха своего, пятьсот калмыцких палачей во главе с начальниками своими сели на коней — поехали на озеро Айна-коль, где узбеки-пришельцы разбили становище свое. Десять тысяч юрт людей, — шутка ли! Приезжают палачи — видят: расселился неведомый десятитысячеюртный народ, — посмотришь — все один на другого похожи. Никаких отличий на узбекских людях нет, — кто большой, кто малый из них, не разобрать палачам. Вдруг видят они — кругом все юрты кошмовые, а в одном месте бархатную юрту ставят. Порог бархатной юрты — золотом и серебром изукрашен. Была это юрта Байсарыбия. Сказали палачи:
— Э, да эта юрта богата. Белым бархатом крыта, золотой порог! С нею не сравнится и шахский дворец! Видимо, тут самые главные узбеки живут. Вот, какие отличия дают они старшим своим!
Подъехали палачи к юрте Байсары: — Э, приезжий бай! — Встал Байсары, откликнулся: — Ляббай! — и вышел из юрты. Крикнули палачи — Ты старший здесь? — Слова не успел сказать Байсары, — соскочили палачи с коней, схватили бия, связали ему руки назад. Как снег в буран, как дождь проливной, посыпались на голову Байсары удары их камчей. С криками: «Ступай, ступай!» — погнали палачи бия, толкая его вперед и хлеща камчами. Только что приехавший в эту страну, ничего худого не ожидавший, гордого своего величия не уронивший — ни в чем виноватым себя не считая — ошеломлен был таким внезапным насилием Байсары. Зарыдал бий от боли и от позора и, умоляя палачей сжалиться над ним, сказал им такое слово:
— Нес в стране своей заботы шаха я, —
На чужбине стал ничтожней праха я!
Шел я мирно к вам, не ждал ведь страха я
Думал: тут гнездо, как птица, я совью, —
Лишь о том весь путь молил аллаха я.
Беглецу приют и враг дает в беде!
Думал: шах калмыцкий мой оплот в беде.
А теперь — я сам и мой народ — в беде.
Я искал защиты, — гнет у вас нашел!
Вот я сам себе какое сделал зло!
К вам меня, ой-бой, несчастье занесло.
Некому поведать, как мне тяжело!..
Не за что меня так мучить, палачи!
Душу вышибают из меня камчи.
Я — старик, а вы — джигиты-силачи!
Сжальтесь, душегубы, сжальтесь, палачи!
Я искал защиты, — гнет у вас нашел!
Так не мучат даже вора и врага!
Хоть по голове не бейте старика —
Голова моя мне все же дорога!
Сжальтесь! Жизнь моя и так уж недолга!
Я страной большой недавно управлял,
А теперь я к вам в жестокий плен попал.
Чем я вас обидел, чем вам помешал?
Ничего на вас я не злоумышляй.
Ой, какая мука каждый ваш удар!
Будьте милосердны, я ведь слаб и стар.
Кто над вами старший, кто из вас сардар?
Я искал защиты, — гнет у вас нашел!
Из беды попал я в новую беду.
Не гоните так — я чуть живой бреду.
Нет конца страданьям, меры нет стыду:
Пред своим народом связанным иду!
Мирный странник-старец, в чем я виноват?
Шел я к вам, как в рай, — попал при жизни в ад!
Ой, не бейте так безжалостно, ой-бой!
Никакой вины не знаю за собой.
Что за произвол! За что такой разбой!
Умоляю — верьте слову моему, —
Произнесть могу святую «Калиму»,
Худа я у вас не сделал никому!
Бить меня за что, позорить почему?
В чем вина моя — никак я не пойму!
Разве можно гостя бить в своем дому?
Мочи нет страдать! Уймитесь, палачи!
Видите кровавых слез моих ручьи?
Вы свирепей стаи бешеных волков!
Иль калмыцкий здесь обычай ваш таков:
Странников почтенных, мирных стариков
Избивать камчой, как подлых ишаков?
Я искал защиты, — гнет у вас нашел!