Незнакомец надвинул шляпу на глаза, чтобы защититься от солнца, но из-под ее полей продолжал разглядывать девушку.
— Вы остановились в Зеефельде? — спросил он. — Мне кажется, я вас где-то видел.
— Маловероятно. В городке полно туристов, а я избегаю шумных сборищ.
— Может быть, это было не в Зеефельде.
Ивлин настороженно взглянула на него. У нее не было желания встретить того, кто мог знать ее раньше.
— Я уверена, что мы не встречались, — твердо заявила она.
— Могу я узнать ваше имя?
— Конечно. Риверс. Иви Риверс.
Он был явно разочарован.
— Мне оно незнакомо.
— Ничего удивительного. Я никогда в жизни вас не видела, — настойчиво подчеркнула девушка.
— Пожалуй, вы правы. У вас какое-то горе? Почему вы сидите здесь и плачете?
Ивлин не хотела рассказывать ему свою историю: Очень жаль, что он застал ее в минуту слабости, но это не дает ему право лезть ей в душу.
— Это касается только меня, — холодно заметила девушка.
— Я слишком назойлив? — Он очаровательно улыбнулся. — В такой чудесный день никто не должен плакать. Жизнь — такое счастье и надо радоваться.
— Я так не считаю, — яростно воскликнула она, — и я предпочитаю дождь, а не солнце.
Незнакомец сел и, сдвинув шляпу на затылок, с осуждением взглянул на Ивлин.
— Но, фрейлейн Риверс, такое заявление смахивает на богохульство! Бог дал нам прекрасную землю, деревья и цветы, чтобы утешать нас в невзгодах. Солнечный свет — такое великое богатство, от него нельзя отказываться. Вы молоды, ваши чувства живы, вас окружает прекрасная природа, вы не терпите лишений. Разве за все это вы не должны благодарить судьбу?
— Когда так много людей лишены всего этого… почему же вы не закончили свою расхожую фразу? — обиженным тоном произнесла она. — Неужели вы думаете, что подобные размышления могут кого-нибудь утешить в минуты личного горя?
— Это должно помочь.
— Ну так вот мне не помогает, а если я захочу услышать проповедь, то я пойду в церковь.
Легкий румянец выступил на щеках Ивлин, ее черные глаза засверкали. Хотя она испытывала лишь возмущение, но все же этот человек сумел вывести ее из уже привычного состояния апатии. Результат был поразительным: безжизненная статуя вдруг ожила.
— Значит, вы ходите в kirche[2]? — спросил он, и девушка покраснела, потому что на самом деле не была на службе со дня своей трагедии, считая, что Бог покинул ее.
Его взгляд был чуть насмешливым, но скоро в нем появилось восхищение. От внимательного взгляда незнакомца не ускользнуло ни изящество благородного овала ее лица, ни выразительность ее черных глаз, оттененных длинными ресницами.
— У вас была любовь, и вы ее потеряли? — предположил он.
Опустив глаза, Ивлин печально произнесла:
— Мое сердце умерло.
Незнакомец спрятал легкую улыбку. Ему случалось и раньше слышать подобные утверждения от девушек, которые через несколько месяцев выходили замуж за кого-нибудь другого.
— Сердце не может умереть навсегда, — мягко сказал он и указал на цветы на лугу. — Каждую зиму эти цветы умирают, но весной они появляются вновь. Ваше сердце еще оживет.
— Я не хочу, чтобы это случилось, — страстно воскликнула Ивлин. — Я не хочу опять страдать.
— Да, но такова жизнь. Лучше страдать, чем находиться в летаргии, а если существует страдание, то существует и блаженство.
— Не для меня. — Она прижала руки к груди. — Мне больше никогда не суждено испытать блаженство. — Теперь перчатка на руке Ивлин стала заметна, и незнакомец с любопытством посмотрел на нее.
— Никогда — слишком категоричное утверждение, фрейлейн Риверс. Могу я узнать, сколько вам лет?
Погруженная в свои переживания, Ивлин машинально ответила ему.
— Двадцать пять! — воскликнул он. — Это же не возраст! Ваша жизнь еще не достигла полного расцвета. Поверьте мне, фрейлейн, вы еще узнаете счастье, если перестанете цепляться за свое горе. Это же трусость.
Глаза Ивлин засверкали от возмущения. Все эти печальные месяцы она вела себя сдержанно и достойно. Она не пыталась переложить бремя своего горя на других. Она только просила, чтобы ее оставили в покое… в полном покое. И вдруг этот человек, этот незнакомец, которого она встретила совершенно случайно, не только стал читать ей нотации, но еще и обвинил в трусости.
Не желая отвечать ему, девушка встала.