И бултых в воду!
Муравьи день стоят ждут, два дня ждут, а лягушки и не видно.
На седьмой день рассердилась муравьиная матка.
— Ну,— говорит,— лягушкнного угощенья ждать — с голоду умрёшь.
Затянула она потуже пояс на пустом брюшке и пошла домой.
Все муравьи тоже пояса подтянули и разбрелись по своим муравейникам.
С тех пор и поныне ходят муравьи перетянутые туго-натуго.
А глаза у лягушки так и остались выпученные.
ОБИДА МАРАЛА*
Прибежала красная лиса с зелёных холмов в чёрный лес. Она в лесу себе норы ещё не вырыла, а новости лесные ей уже известны: стал медведь стар.
И пошла лиса на весь лес причитать:
— Ай-яй-ян, горе-беда! Наш старейшина, бурый медведь, умирает. Его золотистая шуба поблёкла, острые зубы притупились, в лапах силы былой нет. Скорее, скорей давайте соберёмся, подумаем: кто в нашем лесу всех умнее, всех краше, кому хвалу споём, кого на медведево место посадим.
Где девять рек соединились, у подножия девяти гор, над быстрым ключом мохнатый кедр стоит. Под этим кедром собра-
лись звери из чёрного леса. Друг другу шубы свои кажут, умом, силой, красой похваляются.
Старик медведь тоже сюда пригаёл:
— Что шумите? О чём споритс?
Притихли звери, а лиса острую морду подняла и заверещала;
— Ах, почтенный медведь, нестареющим, крепким будьте, сто лет живите! Мы тут спорим-ссоримся, а дела решить без вас не можем: кто достойнее, кто красивее всех?
— Всяк по-своему хорош,— проворчал старик.
— Ах, мудрейший, всё же мы хотим ваше слово услышать. На кого укажете, тому хвалу споём, па почётное место посадим.
А сама свой красный хвост распушила, золотую шерсть языком охорашивает, белую грудку приглаживает.
И тут звери вдруг увидели бегущего вдали марала: тонкими, сильными ногами он вершину горы попирал, ветвистые рога по дну неба след вели.
Лиса ещё рта закрыть не успела, а марал уже здесь. Не вспотела от быстрого бега его гладкая шерсть, не заходили чаще его тонкие рёбра, не вскипела в тугих жилах тёплая кровь. Сердце спокойно, ровно бьётся, тихо сияют большир глаза. Розовым языком коричневую губу чешет, зубы белеют, смеются.
Медленно встал старый медведь, папу к маралу протянул:
— Вот кто всех краше!
От зависти лиса за хвост себя укусила.
— Хорошо ли живёте, благородный олень? — спросила.— Видно, ослабели ваши стройные ноги, в широкой груди дыхание сиёрло. Ничтожные белки опередили вас, кривоногая росомаха давно уже здесь, даже медлительный барсук и гот успел сюда раньше вас прийти.
Опустил марал свою ветвисторогую голову, колыхнулась его мохнатая грудь, и зазвенел го.лос, как тростниковая свирель:
— Уважаемая лиса! Белки на этом кедре живут, росомаха па соседнем дереве спала, у барсука дом здесь, под этим холмом. А я девять долин миновал, девять рек переплыл, через девять гор перевалил…
Поднял голову марал — уши его подобны лепесткам цветов. Рога, тонким ворсом одетые, прозрачны, словно майским мёдом налиты.
— О чём, лиса, ты хлопочешь? — рассердился медведь,— Сама, что ли, старейшиной стать задумала?
Отшвырнул он лису, глянул на марала и молвил:
— Прошу вас, благородный марал, займите почётное место.
А лиса уже опять здесь:
— 0-ха-ха! Бурого марала старейшиной выбрать хотят, петь хвалу ему собираются. Ха-ха-ха! Сейчас-то он красив, а посмотрите на него зимой — голова безрогая, шея тонкая, шерсть висит клочьями, сам от ветра шатается.
Марал в ответ слов не нашёл. Звери тоже молчат. Даже медведь не вспомнил, что каждую весну отрастают у марала новые рога, каждый год прибавляется на рогах по новой веточке, и год от года рога ветвистее, а марал чем старше, тем прекраснее.
От горькой обиды упали из глаз марала жгучие слёзы, прожгли они щёки до костей, и кости погнулись.
Погляди, и сейчас темнеют у него под глазами глубокие впадршы. Но глаза от этого ещё краше стали, и красоте марала не только звери, но и люди славу поют.
КОНЬ, КОРОВА И ЗВЁЗДЫ*
В старршу, в далёкую старину, конь и корова из одного ручья воду пили, одной тропой на пастбище ходили.
Вот однажды, летним днём, конь сказал:
— Сестра, а не спуститься ли нам в овраг? Там прохладнее.
Начали спускаться, вдруг корова замычала:
— Мм-о, дядя копь, мм-у-у! В овраге пожар!!
Конь ноздри раздул — понюхал, глазом повёл — посмотрел, и увидал на дне оврага звёздную россыпь.
— Давай прижмём эти звёзды, пусть они на земле останутся.
— Я первая увидела, я первая пойду!
— Твои копыта тоньше моих, ноги слабее — не удержишь.
Но корова дядю коня не послушала, прыгнула вниз, на
звёзды копытами наступила. Встрепенулись звёзды, ещё жарче разгорелись. Коровьи копыта треснули. И улетели звёзды со дна оврага на дно неба.
— И хо-хо! Теперь твои копыта на вилы похожи.
— Мо-о, му-у-у…— заплакала корова.— Дядя ко-о-о-онь…
— Больше мы не родня. Тебе тот свояк, у кого парные копыта.
Вот с той поры конь и корова дружбу потеряли, а в небе появилось новое созвездие — Улькер.
СТРАШНЫЙ ГОСТЬ*
Жил-был барсук. Днём он спал, ночами выходил на охоту. Вот однажды ночью барсук охотился. Не успел он насытиться, а край неба уже посветлел. До солнца в свою нору спешит барсук. Людям не показываясь, прячась от собак, шёл он там, где тень гуще, где земля чернее. Подошёл барсук к своему жилью.
— Хрр… Бррр…— вдруг услышал непонятный шум.
«Что такое?»
Сон из барсука выскочил, шерсть дыбом встала, сердце чуть рёбра не сломило стуком.
«Я такого шума никогда но слыхивал…»
— Xppp… Фиррлить-фью… Бррр…
«Скорей обратно в лес пойду, таких же, как я, когтистых зверей позову, я один тут за всех погибать не согласен». И пошёл барсук когтистых зверей на помощь звать:
— Ой, у меня в норе страшный гость сидит! Помогите! Прибежали звери, ушами к земле приникли — в самом деле
от шума земля дрожит.
— Бррррррк, хрр, фью…
Изо всех восьми ходов-выходов так н гремит. У зверей шерсть дыбом поднялась.
— Ну, барсук, это твой дом, ты первый и полезай. Обернулся барсук — большие когтистые звери вокруг стоят
подгоняют:
— Иди, иди!
А сами от страха хвосты поджали.
«Что делать,— думает барсук,— как быть?»
— Чего стал? — тявкнула лиса.
Медленно, нехотя подошёл барсук к главному входу.
— Хрррр! — вылетело оттуда. Отскочил барсук к другому входу-выходу.
— Бррр!
Принялся барсук ещё один ход рыть. Обидно родной дом разрушать, да что поделаешь — со всего Алтая свирепые зсери собрались.
— Скорей, скорей! — торопят.
Наконец, чуть жив от страха, пробрался он в свою спальню.
— Хррр, бррр, фррр…
Это, развалясь на мягкой постели, громко храпел белый заяц. Звери со смеху на ногах не устояли, покатнлись по земле:
— Заяц! Барсук зайца испугался! Ха-ха-ха! Хо-хо-хо!
— От стыда куда теперь спрячешься, барсук? Против зайца какое войско собрал! Ха-ха-ха! Хо-хо!
Барсук головы не поднимает, себя бранит: «Почему, шум в своём доме услыхав, сам туда не заглянул? Для чего пошёл на весь Алтай кричать?»
А заяц знай себе спит-храпит.
Рассердился барсук да как пихнёт его:
— Пошёл вон! Кто тебе здесь спать позволил?
Проснулся заяц — глаза чуть не выскочили, перекосились! И волк, и лисица, рысь, росомаха, дикая кошка — все когтистые звери здесь…
«Ну,— думает заяц,— будь что будет!»
И — прыг барсуку в лоб. А со лба, как с холма, опять скок! — и в кусты.
От белого заячьего живота побелел лоб у барсука. От задних заячьих лап прошли белые следы по щекам.
Звери ещё громче засмеялись:
— Ой, барсу-у-ук, какой ты красивый стал! Хо-ха-ха!