Собственно, руководство СССР в полной мере осознало проблемы Красной Армии после провала "Германского октября" в 1923 году — так тогда называли последнюю попытку разжечь мировую революцию, детонатором которой должна была послужить революция в Германии. Учиненная после этого проверка РККА комиссией ЦК неопровержимо установила, что боеспособной армии у Советской России нет. Вообще. Именно после этого Сталин вспомнил Бога, сказав: "Если бы Бог нам не помог, и мы бы ввязались в драку, то нас бы расчехвостили в пух и прах" (соответствует РеИ — и проверка РККА, проходившая в 1924 году, и ее результаты, и высказывание Сталина В.Т.). После этого Троцкий вылетел с поста наркомвоенмора, на три метра опережая собственный визг — до элиты партии дошло, на каком волоске она висела, одобрив идею Левушки о поддержке германской революции, включая прорыв Красной Армии через Польшу "на помощь германским товарищам" (было в РеИ — подготовка шла на полном серьезе В.Т.).
Сменивший его Фрунзе был компромиссным вариантом, устраивавшим большинство тогдашних группировок. В принципе, Фрунзе мог бы стать очень хорошим вариантом для внедрения — Михаил Васильевич был весьма талантливым дилетантом, которому стать серьезным военачальником мешало то, что он в молодости предпочел стать профессиональным революционером, а не кадровым военным; получи Фрунзе военное образование — и он мог заслужить генеральские погоны; кроме того, он был известен тем, что охотно прислушивался к мнению старых специалистов, а не бредил "революционной войной". Так что никого бы особенно не удивило, если бы он начал высказывать новые идеи и успешно претворять их в жизнь. Достоинством было и то, что Фрунзе был действительно крупным политиком, самостоятельной фигурой в большевистском руководстве — и в этом качестве мог позволить себе весьма большую свободу действий.
Вот только последнее достоинство имело и обратную сторону — Фрунзе пользовался искренней ненавистью троцкистов; собственно, было неизвестно, умер ли он своей смертью, из-за аллергии на наркоз, или ему немного помогли те, чьего лидера он сместил, немедленно начав утеснять сторонников "Льва революции" в армии. В модную во время перестройки версию, что ответственность за смерть Фрунзе нес Сталин, Вячеслав Владимирович не верил — ему эта смерть была категорически невыгодна.
Внедрение во Фрунзе спасало того от смерти на операционном столе, если эта смерть была случайной — но не могла спасти от покушения. Учитывая непринужденные нравы сторонников Троцкого, это была совсем не шуточная угроза.
Не меньшей угрозой, пусть и в отдаленном будущем, в конце 1936 — 1938 годах, была ярость Сталина, обнаружившего реальные заговоры. Молотов не зря сказал в старости: "Сталин осатанел" (реальные слова Молотова В.Т.). Вождя можно было понять — полковнику доводилось в юности слушать рассказы родственников, осведомленных о настоящих масштабах заговоров и предательства — вот только это ничуть не отменяло ни возможности "составить компанию" Кирову, ни возможности "попасть под горячую руку" Иосифа Грозного. А характер у Иосифа свет Виссарионовича был действительно тяжелый. Последствия для дела в комментариях не нуждались.
В полной же мере изменения в Красной Армии пошли одновременно с началом индустриализации СССР — и причиной этого стала "военная тревога" 1927 года, когда Великобритания продемонстрировала свою готовность натравить лимитрофные государства на Советский Союз. Тогда это было смертельной угрозой — по советским оценкам конца 20-х годов, Польша, Финляндия, Румыния, прибалтийские страны могли выставить 115 дивизий, тогда как РККА могла отмобилизовать чуть более 90 дивизий, из них на Европейском ТВД — только 70 дивизий. Если добавить к этому, что тылом лимитрофов автоматически становились Англия и Франция, а нашим дальневосточным рубежам всерьез угрожала Япония — то для Советского Союза эта война могла стать последней, слишком неравны были силы.