– А вот тут, сэр, вы ошибаетесь! Это «представление» является гнусным нарушением моральных устоев, и для соблюдения закона я захватил с собой сотрудников полиции. Ни один человек, даже самый богатый, не может ставить себя выше закона!
– Позволю себе не согласиться с вами. Вы знаете, кто мы такие? – Арчи пьяным жестом обвел зал. Наступила полная тишина, и я понятия не имела, что произойдет дальше. Запрыгнув на сцену, я укутала танцовщицу в шелковый халат, собираясь по-тихому ее увести.
Однако Эллиот пристально следил за нами.
– ОСТАНОВИТЕСЬ, МАДАМ! – повысив голос так, чтобы было слышно всем, заявил он. – ЭТА ШЛЮХА НАРУШАЕТ ЗАКОНЫ БОГА И НЬЮ-ЙОРКА. ОНА ПРОЙДЕТ С НАМИ!
После этих слов Арчи пришел в ярость. Скрестив руки на груди, он натянул на лицо выражение богатого мальчика, которому позволено все. Я вынуждена была признать, что получилось у него весьма впечатляюще.
– Никто никуда с тобой не пойдет, никчемный человечишко! Комиссар полиции ужинал с нами на прошлой неделе. Не сомневаюсь, он найдет что сказать на это вопиющее вторжение на частную вечеринку!
В толпе раздались приглушенные восклицания одобрения. Кое-кто из танцовщиц высунулся из гримерки, наблюдая за происходящим. Девушки столпились у сцены, и это напоминало сумерки, внезапно опустившиеся на искрящийся костер ярких тканей в зале. Похоже, Комсток почувствовал, что почва уходит у него из-под ног, однако продолжал стоять на своем.
– Лично против вас, сэр, я ничего не имею, если только вы немедленно покинете зал. Однако я вынужден потребовать, чтобы вы выдали так называемую принцессу Асинафу, которая поставила это омерзительное представление. У меня есть ордер на ее арест!
Стоящий рядом с ним Эллиот ехидно ухмыльнулся мне, помахав листом бумаги. Мне захотелось узнать, как много он помнит из того вечера, когда подслушивал наш разговор.
– ГДЕ ПРИНЦЕССА АСИНАФА? – снова повысил голос Комсток.
У меня в груди заколотилось сердце. Что нам делать?
И тут вперед выступила Асиль. Она переоделась в вечернее платье из бледно-желтого шелка с рукавами-буфами, перетянутое широким поясом. В свете свечей в люстрах ее кожа сияла сочным золотисто-коричневым цветом.
– Я ПРИНЦЕССА АСИНАФА!
Что она делает, черт побери? В наш план не входило отправить Асиль в тюрьму. И тут произошло нечто неожиданное. Оторвавшись от меня, мадмуазель Асинафа спустилась со сцены и встала рядом с Асиль.
– НЕТ! ЭТО Я ПРИНЦЕССА АСИНАФА!
И тут вперед шагнули другие девушки, все эти вариации на тему принцессы Асинафы. Подняв руки вверх, они выкрикнули ее имя.
– ЭТО Я ПРИНЦЕССА АСИНАФА! ЭТО Я!
Внезапно одна светская дама залезла на стул и присоединилась к общему хору:
– Я ПРИНЦЕССА АСИНАФА! АРЕСТУЙТЕ МЕНЯ!
Еще одна, подвыпившая, оперлась на спинку стула, поддерживаемая своим кавалером.
– Я ПРИНЦЕССА АСИНАФА!
И тут я заметила в конце зала Сола. Он курил сигару, глядя прямо на меня. Подмигнув, Сол постучал пальцем по виску, напоминая мне о том, что сказал в прошлом году на Всемирной выставке: «Изменить сознание человека можно, показав ему что-то хорошее». Быть может, он случайно наткнулся на странное, неизвестное следствие гипотезы о коллективных действиях. Эти люди пришли сюда за развлечениями, пощекотать себе нервы или в поисках справедливости, и, может быть, правильным было то, что мы смотрели на происходящее на сцене разными глазами. Так что́ с того, что эти пьяные мужчины на тронах не видят связи между танцовщицами хучи-кучи и правом женщин самим контролировать рождаемость? Это не имело значения. Потому что в одном все мы соглашались: мы все здесь были заодно.
– Я ПРИНЦЕССА АСИНАФА! – крикнула со сцены я.
Присутствующих в зале охватило бесшабашное единение, и все новые и новые голоса выкрикивали это имя. Один из судей неловко забрался на сцену и завыл поставленным фальцетом:
– Я ПРИНЦЕССА АСИНАФА, И Я ЗАСЛУЖИВАЮ ВЫСШИЙ БАЛЛ!
Арчи был в полном восторге. Завтра это будет в разделе сплетен всех газет. Словно звезда телевизионного реалити-шоу двадцать первого века, он жаждал славы и приглашений на светские вечеринки, идущих рука об руку со скандальной репутацией.
– Что ж, полагаю, вам придется арестовать нас всех, – громко заявил Арчи. – Не сомневаюсь, комиссар полиции несказанно обрадуется, услышав об этом.
Комсток оглянулся на Эллиота, затем на полицейских.
– Еще ничего не кончено! Я предъявлю обвинения!
– Милости прошу, – сверкнул глазами Арчи. – Жду не дождусь возможности разорить вас в суде.
Моя головная боль прошла, пьянящее чувство разлилось по всему телу. Арчи делал то, на что мы не смели надеяться даже в самых дерзких мечтах, и его никчемные светские дружки всеми силами ему помогали. На одно торжествующее мгновение я позволила себе представить, как из происходящего сейчас идеальной, ровной дугой раскручивается история. Страсть «Четырех сотен» к сексуальным развлечениям бросит вызов законам о борьбе с непристойностью, носящим имя Комстока. А когда он лишится возможности люстрировать почту, информация о контроле рождаемости и абортах снова начнет свободно распространяться по всей стране. Как оказалось, нам с самого начала требовалось редактирование с танцовщицами хучи-кучи.