Алтунин пытался осмыслить свою собственную жизнь и находил в ней много несовершенств. Пока он был один, эти несовершенства как-то стушевывались; но теперь он каждый миг, каждый час находился на виду у другого существа, которое, конечно же, относилось к нему со скрытой улыбкой, а то и с откровенной иронией.
Будучи человеком физически сильным, Сергей при разговорах с Кирой частенько чувствовал себя духовно неуклюжим. Хотел ей нравиться, но не знал, как этого достигнуть. Если бы она могла догадаться, какие диалоги клокочут у него в голове, какие жестокие споры ведет он сам с собой! Да разве это мыслимо? А сам ведь тоже не скажешь ей об этом - нехорошо, нескромно духовно обнажаться до такой степени даже перед собственной женой.
Иногда ему начинало казаться, что Кира больше не любит его. Что-то было такое, что их сблизило на какое-то время, а потом она, сравнив его с кем-то другим, наверное, поняла, что у того, другого, ум острее, чувства тоньше, и появилась неудовлетворенность семейной жизнью, стремление к обособленности.
И тогда глухая тоска закрадывалась в сердце Сергея. Тоска и ревность. Раньше он не представлял, что можно так исступленно и мерзко ревновать, когда свет мутится в глазах, а жизнь становится постылой. Но пароксизм проходил, проносился опустошающий душу смерч, и Алтунин с удивлением спрашивал себя: что это было?
Но это было. Дикое, темное, со скрежетом зубовным. Можно укреплять свой дух чтением брошюрок по этике, но от ревности человек, наверное, не избавится никогда. Даже в отдаленном будущем. И сколько ни облагораживай себя, ссоры все чаще вспыхивают по пустякам. Кира с болезненным пристрастием оберегает свою независимость, считает позором отчитываться за каждый свой шаг. Где была, почему задержалась? Почему прогуливалась по городу с таким-то и таким-то? Она отмалчивается. А Сергей бесится. В конечном итоге дело не в самоотчетах, а в открытости поведения. Мужу всегда интересно, чем жила жена целый день. А когда он начинает рассказывать о себе, она вроде бы и не слушает. Она знает: в жизни Алтунина ничего примечательного быть не может. Куешь, ну и куй себе на здоровье!
Самая крупная ссора произошла вчера. Ссору, собственно, спровоцировал он, сам того не желая.
- Все! — сказал Сергей. — Завтра получу диплом, и ты уж изволь в награду родить мне сына. Недаром говорится: дом, где нет детей, мертв.
Он не предполагал, что эти в общем-то безобидные слова вызовут взрыв.
Но взрыв произошел. Он давно назревал, Алтунину хотелось иметь ребенка. Думалось: поженимся, пойдут дети. Как у всех нормальных людей. Вон Петя Скатерщиков, не успел жениться - и уже дитё. Так и должно быть. И мать Сергея, и Юрий Михайлович, и Кирина мать - Зоя Петровна ждали внука или внучку. Самарин спрашивал иногда вроде бы в шутку:
- Когда же у вас намечается демографический взрыв?
Сергей смущался, бормотал:
- Кира хочет сперва окончить институт.
Юрий Михайлович укоризненно покачивал головой.
- Отказываюсь понимать нынешнюю молодежь. Сперва - институт, потом - кандидатская, потом - докторская, а там и жизнь прошла без детского смеха. Мы в войну не боялись - рожали, воспитывали. И представь себе, тоже учились. Степень или диплом никогда не поздно получить, а вот детками обзаводиться нужно сразу же, чтоб, значит, семейное счастье не раскололось. Тут уж ты должен настойчивость проявить.
Что мог ответить ему Сергей? Он целиком был согласен с Юрием Михайловичем. А Кира твердила свое:
- Я должна окончить институт. Превратить меня в няньку еще успеешь.
- Ну, сделаешь перерыв в учебе, в работе, — увещевал он, — Многие так делают.
- Нет уж, избавь меня от этого. Я сама знаю, когда мне обзаводиться потомством.
От подобных разговоров обоим становилось тягостно. Ему хотелось, чтобы их семейная жизнь была крепкой, как безупречный стальной слиток, а в ней словно бы появлялись пустоты и рыхлоты. Кира все чаще задерживалась по вечерам в институте. Алтунин невесело шутил: