Выбрать главу

Здесь Николас заметил, что Алтын показывает рукой в полутемную прихожую, проследил за направлением пальца и сразу, забыл о пустяках.

– Твой? – неестественно тихим голосом спросила она.

Перед входной дверью вырисовывался какой-то прямоугольник. Фандорин вскрикнул – и гораздо громче, чем давеча Алтын. Кейс! Кинулся к чемоданчику, схватил. Его «самсонайт», вне всякого сомнения! Что за наваждение?

Хозяйка потянула ручку двери, и та с тихим скрипом отворилась.

– Я ее вчера запирала! – дрожащим голосом сообщила Алтын. – Отлично помню. На два оборота!

Быстро захлопнула дверь, судорожно повернула замок и навесила цепочку.

Фандорин на вытянутых руках – осторожно, словно полную до краев чашу – понес кейс на кухню. Перед тем, как открыть, зажмурился.

Все было на месте. Ноутбук, телефон, сканер, документы, портмоне. А письмо?!

Слава богу, вот оно. Там же, где лежало – в конверте. Такое ощущение, что кейс не открывали или уж, во всяком случае, ни к чему не притрагивались.

Хотя нет – и открывали, и притрагивались. К кожаному пенальчику для ручек скотчем была приклеена бумажка. На ней размашисто накалякано шариковой ручкой: «Мильпардон, Коляныч».

– В каком смысле? – прошептал Николас. – Ничего не понимаю.

– Получил свою реликвию? – спросила Алтын.

Она старалась держаться уверенно, хотя зубы у нее все еще постукивали.

– В общем контекст прочитывается, – заявила журналистка. – Люди Coco нашли-таки Каэспешника и разобрались с ним по-своему. А твое имущество вернули тебе. Как они нас нарыли и как открыли дверь – вот в чем вопрос. Хотя что ее открывать-то – замок паршивый, отпирается ногтем. Давно собираюсь поменять. Нет, главная фишка в другом. С чего вдруг такая о тебе забота? – Она сморщила лоб, посмотрела на чемоданчик и внезапно щелкнула пальцами: – Оп-ля!

– Что такое? – испугался Николас.

– Я поняла! Дело-то похоже вовсе не в тебе, а в твоем кейсе. Точнее, в завещании этого твоего Фона. Ну конечно! Каэспешник хотел в первую очередь заполучить бумагу, а грохнуть тебя для него было делом номер два. Чтоб волну не поднимал и под ногами не путался. Слушай, что там все-таки написано, в этой бумаженции? Из-за чего базар-вокзал?

Она с любопытством вытянула шею. Фандорин едва успел прикрыть ладонью записку, из которой следовало, что гипотеза журналистки неверна и что страшный человек живехонек.

– А вот мы сейчас посмотрим, что за паззл сложился из двух половинок, – бодро сказал магистр, вынимая ноутбук из чемоданчика.

Приложение:

Лимерик, сочиненный Н.Фандориным на обеденном столе в ночь с 14 на 15 июня:

Заутра блеснул луч денницы,В таинственной сени гробницы.У разверстой могилыСобрались некрофилыВ честь гостя российской столицы.

Глава восьмая

На новой службе. Двор великого государя. Большая московская политика. Мечтать никому не возбраняется. Новый год по-европейски. Мерцанье луны на полоске стали.

Новая служба оказалась против прежней не в пример хлопотней и бессонней, но жаловаться было грех.

Во-первых, рота – чудо что за рота. Солдаты все муштрованные, сытые, трезвого поведения и чинного облика, каждый за службу держится, а команды исполняют так – можно голоса не повышать. Уже на второй неделе стал Корнелиус бранные обороты за ненадобностью забывать, ругаться на мушкетеров было не за что.

Казарма стояла в трехстах шагах от Матфеевских палат, на улице Малоросейке. Чистая, светлая, при собственной кухне и арсенале. Но командиру полагалось квартировать не с ротой, а в дворцовом флигеле, близко от боярина.

Дом со многими службами находился близ Покровки, в переулке, который в честь канцлера назывался Артамоновским. Квартиру капитану отвели просторную, с дубовой европейской мебелью, с голландской печью. Кроме денщика приставили в услужение еще холопа и девку-портомою. Корм полагался от боярского стола: когда пригласят, то в горнице (Артамон Сергеевич был в обхождении прост и нечванлив), а то приносили прямо в комнату.

Отдельного упоминания заслуживала экипировка – такой у фон Дорна никогда не было. Серебрёная каска и кираса с золотой насечкой; зеленый парадный мундир с позументами и еще один, повседневный, хорошего английского сукна. Сапог четыре пары, из них одни лаковые, зеркального блеска. Еще от боярина, в дар бобровая шуба и шапка на зиму, полдюжины батистовых рубашек, две пары теплых подштанников. Когда Корнелиус в свободный вечер выбирался в Немецкую слободу (жалко, нечасто удавалось), то разгуливал меж домов заправским франтом: новая шляпа со страусовыми перьями, из-под распахнутой матфеевской шубы виден камзол с шитьем, на боку шпага в новых золоченых ножнах, в одной руке трость с резным набалдашником моржовой кости, в другой – тонкой работы табакерка. С сорока-то рублей что ж себя не побаловать.