— Написано от руки и адресовано вам, — сказала она, входя в кабинет с конвертом. — И если это не почерк Марты Лоренс, то я обезьянья тетушка. Зачем ей понадобилось писать вам?
— Вы говорите как жена, — усмехнулся Эллери, потряхивая шейкером для коктейлей. Сегодня диктовка шла туго, и ему не хотелось быть любезным с кем бы то ни было, а тем более с единственной свидетельницей его частых проявлений дурного расположения духа. — Ладно, Никки, давайте письмо.
— Не хотите, чтобы я прочла его вам, пока вы готовите коктейль? В конце концов, для чего существуют секретари?
— Коктейль готов. Дайте мне конверт!
— Не понимаю, — продолжала Никки, пока Эллери вскрывал конверт. — Должно быть, случилось нечто ужасное. Конечно, если вы хотите, чтобы я вышла…
Но записка сделала обоих серьезными.
Дорогой Эллери!
Я испробовала все средства, которые знаю, но, по-видимому, этого недостаточно. Так больше не может продолжаться. Мне нужна помощь.
Сегодня около половины десятого вечера я буду на скамейке Центрального парка на главной аллее от входа с Пятой авеню, возле Семьдесят второй улицы. Если Вы до тех пор по какому-то ужасному совпадению увидите Дерка, ради бога, не говорите ему ни слова о том, что я просила Вас о встрече. Он думает, что я пошла в «Барбизон» повидать Эми Хауэлл насчет пьесы.
Я буду ждать до десяти. Пожалуйста, приходите!
Никки уставилась на послание, написанное нервными каракулями. Затем, пнув ножку письменного стола Эллери, она подошла к кушетке и села.
— Рабочий день окончен, так что можете вести себя как джентльмен — если этого вообще можно ожидать от обычного мужчины. Мне нужны выпивка и сигарета… Бедная Map! Этот брак должен был длиться тысячу лет, как гитлеровский рейх. Вы ведь собираетесь встретиться с ней?
— Не знаю.
— Не знаете?!
— Если бы дело заключалось в том, что Дерк что-то украл или кого-то убил…
— Откуда вы знаете, что это не так? — с вызовом осведомилась Никки.
— Мое дорогое дитя…
— И не называйте меня «дорогое дитя», Эллери Квин!
— …это приобрело хроническую форму и продолжается больше года. Просто два человека затеяли рай на плоту и внезапно обнаружили, что он под ними качается. Такое происходит каждый день. Чем я могу помочь Марте? Подержать ее за руку? Притащить Дерка за шиворот в собор Святого Патрика и прочитать ему отеческую проповедь под звуки свадебного марша? — Эллери покачал головой. — В такой ситуации не знаешь, как поступить.
— Вы кончили болтать?
— Я не болтаю. Просто инстинкт подсказывает мне, что лучше держаться в стороне.
— Задам вам только один вопрос. — Никки поднялась так резко, что пролила коктейль на нейлоновые чулки. — Вы собираетесь сегодня вечером встретиться с Мартой или нет?
— Но это несправедливо, — запротестовал Эллери. — Ей бы следовало обратиться к священнику. Я еще не решил…
— Зато я решила. С меня довольно.
— С вас — что?
— Довольно. Я прекращаю работу у вас. Найдите кого-нибудь другого для окончания вашей книги. Она все равно никуда не годится.
— Никки! — Эллери поймал ее у двери. — Конечно, вы правы. Книга дрянная. А я пойду на свидание.
— О, роман не так уж плох, Эллери, — смягчилась Никки. — А некоторые страницы, по-моему, просто блестящи…
Эллери нашел Марту на скамейке в густой тени. Он едва не прошел мимо, так как она была во всем черном, включая вуаль, — как будто специально оделась в тон подступающей тьме.
Когда Эллери сел, она схватила его за руку.
— Вы вся дрожите, Марта. — Эллери подумал, что немного легкомыслия может пойти на пользу. — Подходящая начальная реплика для пьесы.
Он оказался не прав. Марта начала плакать, закрыв лицо руками и отчаянно всхлипывая.
Эллери пришел в ужас. Он огляделся, дабы убедиться, что никто за ними не наблюдает. Но кусты позади их скамейки были неподвижны, а люди на других скамейках не обращали на них внимания. Слезы в Центральном парке не были новостью для влюбленных, пришедших на ночное свидание.
— Простите, Марта. Я очень сожалею. Может, вы расскажете мне, в чем дело? Едва ли все настолько плохо… — Некоторое время Эллери продолжал в том же духе, но Марта плакала все громче.
— Что-нибудь не так, приятель? — пробасила высокая фигура.
— Нет-нет, полицейский. — Эллери говорил достаточно громко, чтобы его слышали сидящие на ближайшей скамейке. — Мы просто репетируем сцену из нашей новой пьесы. — Он опустил поля шляпы.
— Вот как? — Патрульный выпрямился, и головы на соседних скамейках тотчас же повернулись к ним. — И когда же премьера? Я сам завзятый театрал. Мы с женой стараемся не пропускать ни одного нового спектакля, если только хватает на билеты…
— В следующем месяце в «Бродхерсте». Назовите в кассе мое имя. А теперь прошу нас извинить…
— Да, сэр. Но какое имя?
— Альфред Лант,[8] — ответил Эллери.
— Да, сэр! — Полицейский с почтением шагнул назад и сказал Марте: — Доброй ночи, мисс Фонтэнн.[9] — Отдав честь, он двинулся дальше.
— Теперь, Марта… — быстро начал Эллери.
— Через минуту со мной все будет в порядке. Так глупо с моей стороны… Я вовсе не собиралась… — Марта спрятала лицо у него на груди.
— Конечно. — Эллери смущенно озирался. Все наблюдали за «репетицией». — Вы ведь так долго держали это в себе. Так что все вполне естественно. А сейчас возьмите себя в руки и давайте поговорим. — Левая рука Эллери заныла, поскольку Марта прижимала ее к перекладине. Освободив руку, он положил ее поверх спинки скамейки, коснувшись плеч Марты.
— Ссора влюбленных? — послышался голос.
Марта вздрогнула.
Эллери обернулся.
За скамейкой стоял Дерк Лоренс. Шляпа его съехала набок, а застывшее лицо свидетельствовало о весьма значительной степени опьянения. От него сильно пахло виски. Глаза под набрякшими веками казались темными ямами.
— Привет, Дерк, — добродушно откликнулся Эллери. — Откуда вы взялись?
— Из ада, — усмехнулся Дерк. — И я подыскиваю компанию.
Эллери поднялся. Марта быстро встала между ним и мужем.
— Пожалуйста, Дерк, иди домой, — сказала она.
— Это не дом, а ад. Ты понимаешь, о чем я?
— Послушайте, Дерк, — сердито сказал Эллери. — Если ваше замечание насчет влюбленных не было шуткой, то вы еще больший дурак, чем я. Я вижу Марту впервые за несколько месяцев. Она хотела о чем-то со мной поговорить…
— Несомненно, на языке взглядов, — мечтательным тоном произнес Дерк Лоренс. — Марта, моя маленькая нимфоманка… Вам что-то известно, братец Кью? Меня вы не одурачите.
— Марта, вам лучше уйти, — посоветовал Эллери.
— Да, Марта, любовь моя, — кивнул Дерк. — Поскольку я собираюсь научить этого кобеля держать свои грязные лапы подальше от чужих жен…
— Нет, Дерк! — вскрикнула Марта.
Дерк шагнул в лунный свет. Эллери заметил в уголках его рта пузырьки пены. Глаза, однако, были трезвыми и печальными. Внезапно он ударил Марту по лицу тыльной стороной руки, и она упала на землю.
Эллери быстро наклонился, пытаясь отыскать Марту в темноте, но даже не успел присесть на корточки. В его голове словно бомба взорвалась, затылок ударился о цемент дорожки, досталось и остальным частям тела.
Последнее, что он помнил, — оглушительный треск на соседних скамейках.
Это были аплодисменты.
— Теперь вы знаете, — сказала Марта. — Лучше, чем я могла бы об этом рассказать, Эллери. Я сделала все возможное, чтобы Дерк не следовал за мной, но, очевидно, этого было недостаточно, и он мне не поверил.
— Еще кофе, дорогая? — прощебетала Никки.
Эллери хотелось, чтобы Никки хоть как-нибудь оценила его героизм. На его подбородке отсвечивал багрово-зеленый синяк, а затылок болел так, будто его взбалтывали в цементном шейкере.