— Ты понимать, что мне нужно, — сказала госпожа Веледа.
— Ты желаешь знать, где найти другие осколки моей души?
— Да. Будешь рассказать мне?
— Нет.
— Почему нет?
— Если бы ты лишь недавно обрела свободу после того, как веками сидела на цепи в темнейшем остроге, согласилась бы вернуться обратно в тюрьму?
— Ты сидел на цепи? — уточнила карлица.
— Конечно же! Ведомы ли кому-нибудь истории о Магнусе-воине? — прорычал тот, кто некогда был Лемюэлем. — Помнят ли о его славных поединках, о поверженных им могучих врагах? Кто упоминает его в одном ряду с Ангроном и Львом, повествуя о ратном искусстве примархов?
— Никто, — признала гадалка.
— Так зачем же мне говорить тебе хоть слово правды?
— Не мы стараться собрать твою душу вместе.
— Верно, вы просто стремитесь уничтожить ее.
— Я думаю, ты выберешь стать ничто, чем вернуться в оковы.
Не дождавшись ответа, госпожа Веледа вздохнула.
— Как угодно. — Взяв карты со столика, карлица разложила их перед собой рубашкой вверх. — Будем делать по-плохому.
— Картомантия? — усмехнулся тот, презрительно взглянув на потрепанную колоду. — Что же с вами стало, если вы прибегаете к столь нечестивым ухищрениям?
— Мои карты не обычные карты, — заявила гадалка, переворачивая случайно выбранные листки. — Они слышат все. Знают все. Не веришь мне? Говори, и я скажу, какую правду они разобрали.
Чайя увидела, что каждая из вскрытых карт с загнутыми уголками помечена странными выцветшими рисунками — чашами, жезлами и другими, более эзотерическими символами. Среди прочего она заметила падающую каменную башню, могучих воинов и всевозможных невиданных зверей.
— С этой колодой ты ничего не узнаешь, — произнес осколок примарха в теле Лемюэля. — Ариман владел такой же, но она ничем ему не помогла. Эттейла был мошенником, и твои карты — копии фальшивок.
Госпожа Веледа выпустила несколько идеально круглых колец дыма подряд.
— Так считаешь ты? Карты привели нас к тебе на гору.
— Потому что я им позволил. Ты думаешь, я мечтал вечно сидеть на развалинах входа в Эдинну[127]?
— Может, да. Может, нет. Но карты слушали тело, где ты потом застрять, и вот что получилось. Кто знает, что они слышат сейчас, а?
Разговор карлицы и «Лемюэля» напоминал спор двух торговцев о цене рыбы, но внимательно слушавшая Чайя чувствовала, что каждая фраза подобна выпаду клинка. Ей просто не хватало ясности понимания, чтобы увидеть истинную картину дуэли.
Гадалка вновь разложила карты и начала убирать ненужные. Перевернув одну из них, старуха увидела пораженную молнией твердыню, с зубчатой стены которой падал скелет с косой.
— Слишком очевидно, — буркнула она, возвращая листок в колоду.
Пока госпожа Веледа перебирала карты, Парвати не сводила с нее глаз.
— Чайя, посмотри на меня, — велел Гамон.
От ужаса у женщины скрутило кишки, а сердце бешено застучало в груди. Она замотала головой.
— Нет.
— Почему?
— Я тебя не знаю.
— Прекрасно знаешь. Обернись ко мне.
— Можешь глядеть, дочь Просперо, — сказала карлица. Выложив на стол еще одну карту, она коснулась ручонкой предплечья Парвати. — Оно-Магнус не вредить тебе. Цезария говорить, руны Раквульфа крепкие.
— Не хочу. — От страха Чайя прикусила нижнюю губу. — После того, что сотворил Лем, я не могу смотреть на него. Просто не могу. Извините.
— Ладно тебе, девочка, — почти разочарованно произнесло нечто с лицом Гамона. — Лемюэль спас тебя от смерти или кое-чего похуже. Трупы-людоеды из Камити-Соны выпили бы твои глаза и высосали мозги до последнего комочка, если бы он не подтолкнул мать ребенка к тому, что ей давно уже втайне хотелось совершить. Чудовища освежевали бы тебя заживо и облачились в твою кожу, пока ты смотрела бы, как умирает Камилла. Неужели ты предпочла бы подобный исход?
Судорожно сглотнув, Парвати неохотно подняла голову.
— Нет, — прошептала она и наконец встретила взгляд летописца.
— Нет, — подтвердил черноглазый монстр. — Лемюэль избавил мальчика от долгих лет духовных и телесных мук, а его мать — от тягостных забот о мелком хнычущем негоднике, который разрушил ее жизнь самим своим появлением на свет. О, бедная малышка Чайя! За твое спасение заплатили смертью бесполезного сопляка, которого ты презирала. По-моему, девочка, неплохой вышел размен.