Чуть поостыли от встречи, и начинаются приятные хлопоты. Перво–наперво разбивается лагерь: машины сюда, палатки здесь, костер подале от сосенок, а застолье будет тут. В последнее время надумали еще надумали еще мастерить столы и лавки. Везут с собой доски, гвозди, в общем, обустраиваются с комфортом. Ну и правильно.
Застучали топорами, тешут колья, устанавливают палатки, да все друг перед другом: кто быстрее, лучше, чья удобнее…
Никто не сидит без дела. Нет тут командиров и старших. Начальник ты на роботе, и там сачкуй и командуй, а здесь ты о–х–о-т–н–и-к! Здесь своя особая Республика на три дня со своими порядками и своим Уставом. Все на равных. Да и тому же начальнику осточертеет командовать, хоть тут душу отвести: пыхтит, упирается, тащит дрова, махает топором, чистит картошку. А что? Не изработался, вон какой рюкзак спереди отрастил.
Дров запасают с избытком, за огнем следит костровой. А-а! Вот и дымком напахнуло! Повеяло чем–то знакомым, родным.
Устанавливается приспособа под варево, чай, шашлыки. У охотников строгий продовольственный кодекс, все привезенное — в общий котел. Никто украдкой жевать и пить не будет, все выкладывается, считается и планируется. Теперь это забота ответственного за стол, он командует, и все вокруг него на полусогнутых, его слово закон.
— Васька, тебе чистить картошку. Миша, Николай Иванович, флягу с водой ближе поднесите, рыбу почистите. Серега, шашлыками займись, а я пока баранину порежу…
Закипела работа, все копошатся, каждый старается помочь. Говорят мало, и то по делу.
— Колька, давай скорей покроши лук.
— Перец захватили? У кого перец?
Господи! Да как же все слажено и дружно работают! Бобры! Пчелы! Муравьи! Завидуйте трудолюбию. Если бы так дома да на работе упирались, то, честное слово, мы бы давно жили в коммунизме, а капиталисты от зависти на себе волосья повыдергивали.
Друг дружку называют ласково, старших по отчеству величают. Чтоб не осквернять радость и язык, даже не матюкаются.
— Давай стол накрывать. Федя, ты хлеб режь, Вася посуду давай, только сполосни. Эй, кто там, помогите ведро снять и чай заварите. Да что ты трясешь, сыпь всю пачку…
Управились. Стоят, покуривают, нехотя переговариваются, на стол не глядят — не принято, а самих аж трусит от возбуждения.
Накрывается стол, и на нем появляется такое, что ресторан бледнеет. Ресторан против стола охотников — нищая забегаловка. Как готовят на природе мужики, ни одна женщина не сумеет. Да и вообще мужики лучшие повара, только варить и стряпать не любят. А какой от тарелок аромат, какой запах шашлычка! Боже ты мой!.
Собаки подходят поближе, садятся кружком и начинают подвывать. С берез листья осыпаются, камыш гнется…
Уже налито, но мужики ни с места. Ритуал не позволяет сразу кидаться за стол. Да что мы с голодного края или алкаши? Второй раз следует приглашение, тогда кто–то из компании, тот, кто постарше, небрежно так говорит:
— ну что, давай подгребаем к столу.
Сели. Думаете, сразу загудело? Как бы не так. Кто помоложе предлагает:
— Давай, Николай Иванович, тебе как старшему и слово.
Не ломается Николай Иванович. Чего тут, все свои. И он встает. Тост немудреный, без выкрутасов, но от сердца:
— Ну что? Давайте выпьем по единой за открытие, чтобы снова всем вместе собраться так и не раз… быть добру!
Наступает тишина. Выпили, крякнули, но особо на еду не налегают. После второй чуть оживляются, а уж после третьей заработали ложками, зашумели, загалдели. Впереди целый вечер и вся ночь, а потом зорька, за ней вечерняя, а потом еще…
Курят, и какое это удовольствие прикурить от уголька или головешки с костра! Смеются, спорят, рассказывают наперебой анекдоты, вспоминают прошлый год, забавные случаи…
Вот и баян появился. Поют:
Вообще–то диковато: лес, озеро, глухомань и вдруг баян с Голицыным и Оболенским. Дают покричать и магнитофону. Эхо гулко разносится окрест.
Темнеет, зажигаются звезды. Костер попыхивает дымком, поплевывает искорками, и они тянутся к небу и гаснут. Располагаются вокруг огня: кто на бревнышке, а кто и просто прилег. Милое дело послушать да посмеяться. В каждой компании есть свой Вася Теркин, да и не один. Чего только тут не услышишь. Рассказывают так складно да так потешно, что сними в кино — шедевр и все «Оскары» твои.