Так кончился литературный заработок. Сервантес взял первое казённое место, какое ему согласились дать, и поехал на юг Испании поставщиком провианта для королевского флота.
Семья Сервантеса поселилась в Севилье, а он сам объезжал окрестные городки и села, закупая зерновой хлеб и оливковое масло.
Сервантес плохо умел вести счета — он часто терял свои счётные книжки или заполнял их вместо цифр стихами. Несколько раз пришлось ему, сдавая отчёт, покрыть недостающие суммы из собственных средств. А платили ему за работу мало — двенадцать реалов в день.
Каталина пришла на помощь мужу. Она начала брать работу у богатых сеньоров. Каталина умела скроить щегольскую ропилью — куртку с откидными рукавами, епанчу с разрезами на алой подкладке, вышить золотом нарядную ливрею. Но и Каталине платили гроши.
В восемьдесят восьмом году флот короля Филиппа — Непобедимую Армаду — разгромили адмиралы Елизаветы английской, и Сервантес остался без места и без надежды на заработок.
Из Сан-Лукара, из Палоса, из всех портов Испании каждый день уходили суда, полные переселенцев. Испанцы, доведённые до отчаяния и нищеты, уезжали в Новый Свет. Америка — рай для авантюристов, спасение для бедняков, пристанище для потерявших надежду, — Южная Америка привлекала людей. В Новый Свет стремились все, кто ещё имел силы куда-либо стремиться.
Сервантес решил уехать в Америку. Он написал прошение его величеству королю Филиппу.
Окна королевского кабинета глядели на голые Гвадаррамские горы, но к этим окнам Филипп редко подходил. Он больше любил смотреть на внутреннее окно в своей спальне, которое открывало вид на алтарь его дворцовой церкви.
Король больше лежал, чем сидел, последние годы. Из колена у него постоянно сочился гной, вся голень была в незаживающих ранах. Черви шевелились в простынях короля, от постели исходило нестерпимое зловоние. Король лежал, перебирал чётки и смотрел в окно на золотой алтарь своей эскориальской церкви.
Вставал он теперь только для занятий со своим секретарём. Король-канцелярист, он шесть часов ежедневно посвящал подробному разбору писем и прошений. Жечь свои бумаги он начал позднее, уже перед самой смертью.
Сегодня секретарь де Сайас долго сидел в кабинете. Секретарь отобрал несколько менее важных бумаг, чтобы отложить их на завтра.
— Читайте всё, — сказал Филипп.
— Здесь прошение вашему величеству от отставного солдата Сервантеса, — сказал де Сайас, взяв верхнюю бумагу из отложенной стопки.
— Сервантес? — пожевал губами Филипп. — Не помню такого.
— Перечисляет свои заслуги, — просматривал прошение секретарь. — Служил у дона Хуана, у маркиза де ла Круса, у Фигероя… Пять лет провёл в алжирском плену.
— Чего он просит? — вяло спросил Филипп.
— Разрешения на выезд в Новый Свет и какого-нибудь места в Гватемале или в Перу.
— Уж не хочет ли этот неизвестный солдат, чтобы ваше величество назначили его губернатором какого-нибудь новооткрытого острова? — язвительно спросил герцог де Лерма, фаворит короля.
Слабая улыбка шевельнула бледные губы Филиппа.
— Отказать! — сказал Филипп.
Король не знал, что в эту минуту он оказывал своей стране огромную услугу. Не давая разрешения Сервантесу на отъезд в Америку, Филипп сохранял для Испании «Дон-Кихота».
— Отказать! — сказал Филипп. — Впрочем, нет, дайте мне бумагу.
И он собственной рукой начертал на прошении: «Поискать, в чём бы и здесь, на родине, оказать просителю милость».
И Сервантесу «оказали милость»: его назначили сборщиком податей в южных провинциях.
Глава тридцатая Герой Лепанто
В деревню Рохас приехал новый сборщик налогов, немолодой и тощий, с подвязанной левой рукой, на старом муле, таком же тощем, как он сам. Сборщик остановился у Педро Гутьерреса, на постоялом дворе. Сборщик назвал себя Мигелем Сервантесом, отставным солдатом.
Старому Педро не понравился гость. Этот Сервантес занимался тем, чем ни один сборщик налогов в мире не занимается. Он носил с собой книжку, и не с записями доходов, а со стихами. Он не просил хозяина получше накормить своего тощего мула, зато охотно выслушал двух бездельников, которые пришли к нему жаловаться на бедность, и сразу согласился дать им скидку с налога. А с него, с Гутьерреса, спросил полностью весь налог и без отсрочки!
Всю ночь Гутьеррес не уснул с досады. А сборщик, не спросив перины, улёгся на жёсткой койке и так проспал всю ночь, как солдат в походе.
А сейчас уселся в нижнем зале и рассказывает чудеса о своих подвигах в африканском походе. Все в доме побросали работу, у кухарки пережарилось жаркое, сама старая Констанса Гутьеррес слушает и плачет, закрыв лицо передником.