- Вы пока приводите себя в порядок, а я принесу вам местную форму, - поняла Элия, что я не пропаду.
- Это обязательно? – не имея ничего против, полюбопытствовала я.
- Ну… - задумалась Белоснежка, - так принято.
- Окей, ждём, - кивнула я. В комнате мы с Джоанной нашли под кроватями два тазика, достали свои зубные щётки, стали умываться и причёсываться.
- Папа говорил, что тут никаких коммунальных услуг, но я не подозревала, что настолько, - не жалуясь, а проникаясь, заметила моя соседка. – Мне страшновато идти на завтрак, там одни парни почти.
- А что в парнях такого? Не волнуйся, - махнула я рукой, успокаивая. Хотя понимала, что это для меня привычно, а для нормальных девчонок оказаться в мужском обществе не очень здорово и легко. – С парнями главное вести себя, как парень, тогда не возникнет никакого дискомфорта, понимаешь? Если начать смущаться и показывать им, что ты девчонка – они сами только об этом думать и будут.
- То есть, нужно грубо разговаривать, рыгать, сплёвывать на землю и всё такое?
- Блин, боюсь, в пределах монастыря это как-то не очень, - осознала я. Похоже, и моё прежнее пацанское поведение устарело. Элия забежала с полотенцами и местными тобоками, и унеслась, извинившись, потому что она должна была помогать готовить завтрак.
Я разложила на постели принесённую одежду, в целом ничем не отличавшуюся от той, что уже была на мне. Мои глаза зацепились за нашивку на левом плече, в форме щита с мордой тигра, вышитой золотой нитью. Вспомнилась история Чимина. Вот такие мелочи иногда становятся судьбоносными. Но это перевесило мои сомнения, и я, сняв свои рубашку и штаны, махнула их на монастырские. Я делала это всё быстро и беззастенчиво, привыкнув на соревнованиях и тренировках к постоянным переодеваниям, Джоанна же ещё немного смущалась даже меня. Да, ей будет труднее.
В комнате стоял кувшин, в который я сразу отлила немного колодезной воды – Элия предупредила, что она питьевая и очень чистая – и чашки. Я промочила горло, хотя, должна заметить, августовское утро в горах было приятнее и прохладнее, чем в городе. Воздух был свежим и умиротворяющим. Когда мы ходили к колодцу, я заметила, как растаяла ночная тишина, и всё наполнилось мягким щебетанием птиц, удаленными звуками жизни, невидимыми шелестами, меканьем коз и куриным кудахтаньем. Началось в деревне утро… Я никогда не жила даже в провинции, вся моя жизнь проходила в столице, но, странно, я не ощутила себя настолько городской, чтобы растеряться в настолько природных условиях. Где-то раздался громкий звук, похожий на гонг, мы с Джоанной пожали плечами, и я опять завалилась на кровать, не зная, чем себя занять.
- Тук-тук? – раздался голос Чимина из-за угла. Дверь в нашу спальню всё ещё была открыта, но он не сунулся в неё, остановившись на галерее в ожидании разрешения.
- Заходи, - позвала я, удостоверившись, что Джоанна уже подпоясалась. Молодой человек встал на пороге.
- Я за вами, идём завтракать? Представлю вас ученикам в столовой, как раз там будут все сразу. Чонгук должен был их предупредить о гостьях, он уже пошёл туда.
И вот здесь, на этом моменте, вопреки моей уверенности в себе, на меня напал какой-то столбняк. Я замешкалась, разнервничавшись. Представить нас, двух девушек, куче парней… Да, я всегда была среди мальчишек, но своих, с которыми с детства, или как равный участник секции. А здесь два инородных тела в мужской обители, всё внимание будет к нам, и все будут понимать, что мы девушки, и с нами нужно быть вежливыми и осторожными, потому, что у золотых так принято – это мне вчера Чимин объяснял, у них особое отношение к женщинам, максимально уважительное и трепетное, и если кто обидит девушку, его же свои и зачмырят.
- Да, идём, - переборов себя, я улыбнулась.
- Я волнуюсь, - честнее призналась Джоанна, пойдя рядом. Я едва не сказала «а я нет», но вовремя вспомнила, что врать тут нельзя. А вот промолчать – можно.
- Забыли мы вам вчера сказать, что сигнал гонга – это призыв на трапезу, - запоздало сообщил Чимин.
- А, мы слышали его, - призналась я.
- Но я всё равно и собирался за вами зайти. Чтобы всё показать.
Мы прошли по галерее и вышли мимо башни настоятеля на верхнюю площадку, с которой начинался центральный спуск. У ворот стоял Мингю, благодаря росту его вряд ли можно было спутать, несмотря на спрятанное под платком лицо, которого я так до сих пор и не видела, вчера не дала темнота, сегодня прикрытие. В тёмно-тёмно серых хакама, черной рубашке и с чёрной повязкой, прячущей лик, он недвижимо стоял на посту, перемещая за нами только глаза. Я перевела взор на монастырь. Вот он, во всей красе, при свете раннего летнего солнца, проснувшийся, утопающий в его золоте и изумрудах листвы. Чьими-то умелыми руками выведенные многоступенчатые клумбы горели красками разных цветов. Вычищенные лестницы вели с яруса на ярус, образовывая как бы этажи в склоне, заканчивающемся обрывом. На каждом ярусе были какие-то постройки в традиционном стиле, в основном одноэтажные, с черепичными крышами и раздвижными, незакрывающимися дверями. Чимин указывал на тот или иной домик:
- Это библиотека, а вон там хранятся хозяйственные орудия, за зданием сарай с козами. Вон там хранится запасная одежда, обувь. В самом низу – дом мастеров и общежитие, они за храмом. – Храм спутать было невозможно, он был самым высоким строением из всех, но не возвышался над башней настоятеля потому, что та разместилась на верхней площадке, а он – на одной из самых нижних. Центральный вход был распахнут, в глубине виднелась золотая статуя Будды с огоньками лампад и свечек перед ней. – А вот и столовая, - указал рукой Чимин, приглашая нас внутрь.
Мой шаг замедлился, и я постепенно начала терять ощущение самой себя и происходящего. Я даже на какое-то время потеряла из поля зрения Джоанну, где она была: сзади, рядом или пошла вперёд? Грубо говоря, у меня сжало очко, прежде чем я переступила порог столовой, а когда я переступила, то всё стало совсем плохо. Меня оглушил скрип одновременно отодвинувшихся скамей и топот враз поднявшихся на ноги нескольких десятков человек. Ослепительная белизна тобоков ударила мне в глаза. Двадцать, тридцать, сорок взглядов устремились в нашу сторону.
- Это Чонён и Джоанна, - представил нас Чимин, указав на каждую, - родственница Рэпмона, которого некоторые из вас, может быть, помнят, и дочь почившего мастера Хана, память которого мы по-прежнему чтим.
Все, как по команде, опустили головы и устроили минуту молчания. Я замерла от дисциплины, отсутствия шуточек, перешёптывания или шума, свойственных обычным мальчишеским сборищам. Кое-как возвращая концентрацию внимания, я отмечала, что здесь есть и совсем юные ребята, почти дети, и уже вполне взрослые, явно старше двадцати.
- Проходите, - указал нам Чимин на столик у дальней стенки, и я заставила себя снова зашагать. Есть такое выражение «пройти сквозь строй» - раньше это было вроде казни. Вот у меня сделалось ровно такое же чувство. Несмотря на то, что юноши склонились перед нами – почтение воинов-монахов перед женщинами – и не сели, пока мы не прошли и не опустились на свои места, я чувствовала, что многие исподтишка подглядывают и разглядывают нас.
Усадив свою задницу, я выдохнула, словно прошла второе испытание после подъема по Кошачьей тропе. Джоанна опустилась рядом. Так и хотелось обернуться и посмотреть на присутствующих ребят, потому что я знала, что те, кто сидят лицами в нашу сторону, наверняка пялятся. Перед нами возникла Элия, с подносом, полным тарелок, который опустила на наш столик. Я обратила внимание на её руки, впервые хорошенько разглядев. Они не были такими же белыми, как вся остальная кожа. Какие-то розоватые, с белыми, как от шрамов, прожилками, до того гладкие, будто их искусственно натянули, а самое главное – на ладонях ни одной линии. Разве так бывает? Тянуло поинтересоваться, но я знала, что будет некрасиво.
- Берите, приятного аппетита, - села она напротив. Следом за ней подошла и та, в которой я интуитивно угадала Заринэ. По имени я предполагала, что она не азиатка, но теперь убедилась в этом. Девушка, смуглая, по чертам не то арабка, не то персиянка, не то узбечка или кто-то там ещё, в отличие от нас, была в тёмной одежде, в юбке, закрывающей ноги до земли, в рубашке, закрывающей руки до кистей, в платке, не позволяющем выглянуть ни волоску. Она вела за руки двух ребятишек, лет трёх и помладше, наверное, недавно только начавшего ходить, потому что он излучал желание двигаться, куда-то спешить, дёргаться и бежать.