- Папа умел в абсолютной темноте поймать любой падающий предмет. А ещё есть техника невидимки, или техника тени, мой брат, говорят, овладел ими в совершенстве.
- У тебя есть брат?
- Джонхан, - взгрустнула со вздохом Джоанна. – Но он где-то на заданиях. Он, можно сказать, шпион.
- Первоклассный разведчик, - раздался за спиной голос Вернона. Я улыбнулась. Меня начинал радовать этот комментатор с хорошим слухом.
- Я надеюсь, из общежития ты не слышишь то, что обсуждаем мы в своей комнате наверху?
- Ну, нет, - со смешком в голосе ответил он, - у меня же не локаторы на голове.
Получив подтверждение от Элии, что в летние месяцы, в часы особой жары после обеда ребят отпускают подремать и отдохнуть, я спокойно доела и приготовилась помогать убираться в столовой, не зная, позовут меня на ночные занятия, или мне ещё рано овладевать чем-то сверхсложным? Но не успела я встать из-за стола, как к нам приблизился мастер Ли.
- Вам, наверное, уже сказали, что моих так называемых уроков у вас в этом месяце будет мало, - направил он свои слова к нам с Джоанной, - но, если вы не против, я бы хотел немного поговорить с вами. Обо всём понемногу. О жизни, о нахождении здесь.
- Конечно, - поднялась и я, и Джоанна, чтобы не сидеть в присутствии уважаемого человека. Быстро подхватывались привычки других адептов и Лога, как-то сами собой, без лишних озвучиваний и повторений.
- Тогда идёмте, заодно покажу тебе, Джоанна, комнату твоего отца, где он прожил много лет.
У неё загорелись глаза, мне тоже стало интересно. Хотя, если честно, в беседку, где собирался «интернациональный столик» в часы сиесты (им не Самуэль тут эту традицию ввёл?), я бы пошла с большей радостью. Но приобщаться к мудрости тоже надо.
========== Послеобеденное время 1 августа ==========
Небольшой зальчик на первом этаже, куда вела дверь под лестницей с резными балясинами, краснодеревная, лакированная, не только создавал впечатление музея, как старинная, бревенчатая прачечная, но и на самом деле являлся чем-то подобным. На светлых стенах висело холодное оружие, от коротких кинжалов до исполинских мечей, какие поднимет не каждый, одни потрёпанные воинские доспехи прошлых веков с пластинами-чешуйками, шкафы-витрины хранили на застекленных полках разное: медали, кубки, пояса и грамоты – награды, которые получали официально золотые, участвуя в тех или иных состязаниях ассоциаций тхэквондо, каратэ, кунг-фу.
- Мне надо было захватить свою последнюю серебряную медаль, - заметила я, бродя вместе с Джоанной вдоль экспонатов, но не прошло и минуты, как передумала и устыдилась своего порыва. На большинстве кубков, особенно тех, что были более давними, красовались незнакомые мне имена, а вот на тех, что выдавались за чемпионаты пяти, шести, четырёхлетней давности, или за прошлогодние, были имена Чон Хосока, Чон Чонгука, Пак Чимина, и снова Чон Чонгука, и снова Пак Чимина, и снова Чонгука, и снова Чимина. Везде первое место, везде золото. К чему здесь пылиться моему никудышному, второсортному серебру? С восхищением, я оторвалась от чтения гравировки на табличках. – Мастера тут, я смотрю, не шуточные.
- Не все участвуют в официальных соревнованиях, - уточнил мастер Ли, - некоторые ребята предпочитают закреплять свои навыки и проверять свои знания в государственных состязаниях, а некоторые там не показываются. Мастер Лео - лучший наш воин на данный момент, но он никогда не отмечался в подобных мероприятиях, вы не увидите ни одной его награды.
- Про него столько говорят, - заметила я, - очень любопытно его увидеть.
- Возможно, он приедет в ближайшее время.
- Я бы хотела похвастаться столькими победами, - кивнула я на шкаф с кубками. Бывало, я смотрела на многих своих одноклассниц или других девчонок из школы с ощущением превосходства, лёгкого, беззлобного презрения, мол, ха, девчонки со своими банальными, глупыми интересами: шмотки, мальчишки, косметика. Почему мне не приходило в голову, что как-то так думает обо мне и Чонгук? Ему со мной и не могло быть интересно, и теперь я видела почему. Я не его «интеллектуальный» уровень.
- Тебе нравится побеждать?
- Мне не нравится проигрывать, - улыбнулась я, и мастер Ли ответил мне тем же.
- А тут что? – постучала Джоанна по закрытой тумбочке. Мужчина достал из складок хакама связку ключей и, подойдя, открыл дверцы. Внутри лежали парами однотипные футляры, похожие на те, в которых киллеры носят в боевиках винтовки, и упаковки в вощеной бумаге. Мастер Ли снял верхнюю пару и раскрыл перед нами. Развернутая бумага явила новенькие, гладкие чёрные кожаные штаны, а в футляре лежал пояс с массивной золотой бляхой в виде когтистой кошачьей лапы.
- Это амуниция, положенная выпускникам. Штаны по моделям стандартные, только размеры разные, а пояса индивидуальные, каждому делаются на заказ.
- И кому предназначается этот? – продолжала интересоваться Джоанна.
- Даниэлю. Скорее всего, именно он выйдет из Лога осенью. Удивительно способный малый, как кот способен спать двадцать часов в сутки, а в оставшиеся четыре ему лучше на пути не попадаться – уложит всех.
- Мне он показался очень спокойным, - сказала я.
- Он такой и есть. Но с этим убийственным спокойствием он и совершает методично чудеса мастерства на тренировочном поле. – Я попыталась припомнить, видела ли его в деле, и поняла, что когда меня поставили в пару к Рену, я видела только его и Чонгука, из-за чего и была повержена раз за разом. А теперь вот захотелось посмотреть на Даниэля. – Что бы ещё вам тут показать? Можете пойти наверх, направо – наша с Нгуеном комната, - мастер Ли оптимистично хохотнул, - хромой да однорукий, мы с ним прекрасные соседи. Дальше бывшая комната твоего отца. – Мы вышли из зальчика и мужчина уже непосредственно указывал на двери, видневшиеся за лестницей, на втором этаже. Джоанна поспешила подняться по ступенькам. – А последняя – комната Лео.
Дочь покойного мастера Хана покинула нас, уже и не слушая толком, влекомая кровной связью и родственными чувствами, а я осталась стоять, не желая копаться ни в чьём личном быте. У меня нет на это прав, подобных тем, какие есть у Джоанны. Мы с мастером Ли оказались наедине и в полной тишине, если не считать скрипа половиц под её ногами наверху.
- Тут повсюду царит такое умиротворение, - заметила я.
- Да, но под выпуск мальчишки устают от него, становятся активнее, шумливее – засиживаются. И вновь начинают ценить покой, только побывав за стенами и первый раз вернувшись в монастырь после столкновения с реальностью.
- Я тоже думаю, что могу заскучать здесь, почувствовать нехватку… не знаю даже, чего именно…
- Неприятностей на свою голову? – улыбнулся вновь мужчина. Я засмеялась.
- Да, наверное. В Логе, как я поняла, никогда и ничего не приходится решать, нечему сопротивляться, не с чем бороться…
- Кроме себя самого. Самый коварный враг человека – он сам. – Замолчав, мастер Ли позволил мне подумать об этом. В конце концов, и в отношениях с Чжунэ я предала себя сама. Знала, какой он, знала, что о нём говорят, но поддалась слабости. После непродолжительной паузы, мастер добавил: – Ты напоминаешь мне в своих рассуждениях Чонгука, каким он был ещё недавно.
- Серьёзно? – зарумянилась я. Для меня это был фактически комплимент, если мои рассуждения – это стадия на пути к такой выдержке и такой сконцентрированности, какие есть у Чонгука, то мне это подходит.
- Да, он несколько лет никак не мог уложить в голове, что будет, если победить всё зло? Для чего тогда нужны будут золотые? Ему казалось, что наступит та самая скука, о которой ты говоришь, и при ней начнётся деградация уже самих золотых воинов. Потом он пришёл всё-таки к пониманию, что с собой человек тоже борется, и эта война, внутренняя, часто труднее внешней. Она может идти до самой смерти. Сейчас он, кажется, на этой стадии, сосредоточен на том, чтобы победить в себе всё лишнее…
- А что же бывает, когда победишь всё лишнее и в себе тоже? – заинтересовалась я.
- Ты хочешь короткой версии многолетних лекций? – засмеялся мастер Ли, наблюдая, как спускается Джоанна, удрученная и, без сомнений, погрузившаяся в воспоминания об отце. Я свою горечь от потери родителей сумела забить глубоко-глубоко внутрь, за столько месяцев я не смирилась, но сжилась с их отсутствием, а у девчонки ещё свежа рана, ей предстоит привыкнуть к тому, что кого-то очень важного недостаёт, и эту потерю уже никак не восполнишь. – Классический буддизм, Чонён, - вырвал меня из молчаливого сочувствия наставник, - самый древний, традиции хинаяны, учит избавлению от всех желаний, и стремлению к отречению от всего, от любых привязанностей. В этом учении идеалом является что-то вроде пустоты, но для непосвященных и нерелигиозных людей попытки принять это трудны, выглядит пугающе заунывным и несчастным обретение пустоты. Наша школа – школа Тигриного лога, немного другая… она ближе к махаяне, направлению, делящему людей на монахов и мирян, и для каждых дающему свой путь счастья, причем основная ответственность за счастье мирян ложится на плечи монахов. И если в обычных общинах, сангхах, подразумевается духовное совершенствование, за счёт которого всё человечество приближается к мокше*, то в нашей есть и материальный, физический идеализм. Мало быть духовно просвещенным и чистым, нужно наглядно, действенно преобразовывать мир, начиная с себя. Соответственно, чтобы понять, что будет после истребления в себе всего плохого, необходимо знать, монашеский или мирской путь ты выбираешь.