- У тебя новый синяк на плече…
- Не начинай. Это тренировки, ты же знаешь, как спортсмен, что постоянно ходишь битый, если занимаешься.
- Одно дело стукаться как-либо в баскетболе, но в тхэквондо тебя лапают какие-то чмошники.
- Это захваты. Никто там никого не лапает. – Я развернулась на бок, к нему, и моя протянутая рука, забравшись к нему под футболку, легла на его упругий живот, поглаживая. Я трогаю Ку Чжунэ. У меня есть доступ к телу. Нескоро ещё привыкну к этому. – Вот это – лапать, а в тхэквондо я такого что-то не замечала.
Чжунэ напряженно посмотрел на мою ладонь, выпирающую под тканью. В нескольких сантиметрах от неё был ремень, придавливающий тяжёлой бляхой путь к разврату.
- Меня можешь полапать как угодно… - хрипато разрешил он, - даже опуститься значительно ниже…
- Ещё чего! – хмыкнула я и убрала руку.
Чжунэ мученически уронил назад голову, приподнятую для слежки за моими разведывательными действиями, и сомкнул веки под нахмурившимися бровями.
- Сколько ещё ты будешь надо мной издеваться?
- Я? Но ты сам хотел попробовать меня соблазнить, я разве настаиваю? Я, может, вообще не собираюсь заниматься сексом, - нагло соврала я, но Чжунэ не увидел откровенного обмана. С каждым днём я собиралась заниматься этим всё увереннее, моё желание росло, как и желание Чжунэ, но если я сообщу об этом – уже ничего не помешает нам совершить то, чем мы оба грезим.
- Придётся, - ехидно сказал он.
- Кто меня заставит? Уж точно не ты.
- Я не буду заставлять, - открыл Чжунэ глаза и приподнялся, протягивая свою руку и кладя её мне на ногу, - я уговорю тебя. – И он не дал возразить, вернувшись к поцелуям. Я пыталась не превратить вечер в сплошное целование, но когда оба хотят одного и того же – к чему отталкивать и убегать? Мне это было жутко приятно, ему тоже, нас неукротимо влекло навстречу друг к другу физически, так мощно, что я не успевала задумываться, влюбленность это или любовь, да и если бы задумалась, не поняла бы сквозь пыл неутолённой страсти, первой, родившейся так внезапно, сквозь ломоту напряженных ног и сводящий низ живота. Я чувствовала пульсацию каждой своей вены в тех местах, которых касался Чжунэ, когда его губы соскальзывали с моих и спускались по подбородку к шее, мне самой хотелось снять с себя футболку и лифчик и предоставить ему себя в распоряжение, но оставались какие-то рецепторы совести, или маминого воспитания, или обычного девичьего стыда. Не соглашаясь с тем, что мы совершаем плохое, я искала каких-то крепких подтверждений тому, что стоит зайти дальше. А чем можно оправдать начало интимной жизни, как не любовью? Претило сознаться в похоти и слабости, что я падка на соблазны. Я хочу быть выдержанной и терпеливой, как Чонгук… черт, зачем я опять его вспомнила, монаха этого? Я схватила Чжунэ за плечи и остановила. Его пальцы тронули завязанный шнурок на моих спортивных штанах, пытаясь его развязать.
- Уже темнеет, отвезёшь домой? Мне завтра в школу. – Молодой человек, как обычно в такие моменты недовольный и заведенный, вернулся на своё сидение, поднимая спинку и усаживаясь поудобнее.
- Мы могли бы поехать ко мне… утром я тебя бы подвёз. – Первой мыслью было согласиться. Он не сможет принудить меня – сил не хватит, а я и сама не горела желанием попрощаться с ним до завтра. Меня ждала пустая квартира, меня ждало одиночество, которое я уже не могла нарушить приглашением к себе друзей, не унизив Чжунэ и не нарушив приличий отношений. Он был прав, так не поступают. А если я не могу утешаться компанией других ребят, то спасительным кругом был бы сам Чжунэ. Даже если бы пришлось спать в одной кровати (чего мне безумно хотелось), это не предрекало обязательного перепихона. Просто сон вдвоём, объятия… Нет, мы не удержимся, не остановимся.
- Возможно, в другой раз, - осторожно пообещала я. Чжунэ на меня с надеждой покосился. – Сегодня мне ещё надо поделать уроки… а все тетради и учебники дома. А насчёт клуба я тебе напишу, что надумаю.
Раньше обязательно следовало бы объяснять сёстрам, куда я ухожу, с кем, говорить, когда я буду. Подробные рассказы опускались только в том случае, когда я шла гулять с Югёмом и Джуниором, которым Чжихё доверяла, как самой себе. Да и я им доверяла, как самой себе. Теперь отчёты делать некому. Чжихё звонила ежедневно, иногда по два раза, с далёких жарких островов, вся в эмоциях о том, какие там подают в кокосах коктейли, какие они с Намджуном пробовали фрукты, какой у них номер, что видно из окна, как Намджун сломал пульт от кондиционера, и им пришлось мучиться от непереключаемого ледяного вихря целый час, пока не пришёл мастер. Мой зять иногда как слон в посудной лавке, это да. Чжихё присылала электронные фотографии, сопровождая ими свои рассказы. Присутствие её счастливого и улыбающегося голоса бодрило, но не заменяло присутствие её самой. Но у них всё было отлично, и я тоже была рада.
Однако Чжихё не занималась вычислением времени в Сеуле, поглощенная медовым месяцем, не сопоставляла часовые пояса, и ей можно было говорить, что угодно, что я сплю, или ещё в школе, или иное, на что хватало фантазии и бесстыдства, она бы не полезла перепроверять и убеждаться, не ночь ли? Почему я не в постели? Бесконтрольность порождала во мне недоброе, но я от него отбивалась. Не собираюсь быть нечестной только потому, что могу. Мне кажется, большинство людей в наш век и поступает плохо просто потому, что может. Можно оскорбить и сказать гадость – непременно скажут. Можно выдумать о себе красивую историю – выдумают. Можно свалить проблемы на других и уйти, куда глаза глядят – свалят. А ещё говорят, что демократия и свобода – хорошо. Но у людей нет внутренних тормозов и регуляторов, как им всё можно разрешать, когда они банально не отличают положительное от отрицательного? Взять Чжунэ. У него столько возможностей, столько денег, столько всего! А чем он занимается? Бухает в клубах, шляется с друзьями по злачным заведениям, балуется наркотиками, как сказал Чимин. Ну, ещё шмотки себе дорогущие покупает, коллекционирует запонки с брильянтами и кроссовки. Как он сам мне признался, терпеть не может поношенной обуви, поэтому выбрасывает любую пару, теряющую товарный вид хоть самую малость, но у него всё равно дома десятка четыре белоснежных кроссовок. Господи, с кем я связалась?
Приятной неожиданностью было обнаружить дома Сынён. За эти дни она позвонила один раз, спросила, нужно ли мне чего и всё ли у меня в порядке? Я поручилась, что держусь молодцом и не шалю, проглотив неозвученным то, что очень скучаю по своим сестрёнкам. И вот она сидела перед телевизором, с косметической маской на лице, будто никуда и не девалась. Я слёту обняла её, обрушившись сверху.
- Ты дома! – с каким-то глубоким и непередаваемым облегчением прошептала я.
- Я-то да, а ты где гуляла? – похлопала и она меня по спине. Сынён была эмоциональной, но не в этом плане. Сентиментальность не её конёк, а вот восторг, драма, ярость, что-то более яркое и эпатажное – да, одним словом то, что смотрелось бы на экране и подарило ей Оскар. А обнажать бескорыстно свои искренние чувства сестра не любила.
- В кино ходила. С поклонником, - таинственно уточнила я.
- Тем самым, при деньгах?
- Ага, - уселась я рядом, не глядя на модный показ, который она смотрела по кабельному каналу.
- Он платил? – живо поинтересовалась Сынён.
- Он. Но я с ним вовсе не из-за денег…
- А напрасно, если на первое место поставить их, то его недостатки – а они есть у всех мужчин, - отойдут на задний план и станут более терпимыми.