— Надеюсь, мальчишки не придут за нами подглядывать? — сказала Джоанна, выведя меня из раздумий. — Тут не то что замка, а даже двери нет!
Дверей тут вообще почти нигде не было, а те, что были — закрывались только от дождя и ветра, и то на засовы, а не на замок. Но отсутствие их в подобном заведении смущает, согласна.
— Лео… — произнесла Заринэ, кивнув на выход. — Он присматривает, он никого не пустит.
— Да, — подтвердила Элия, — до того, как вы пришли, для нас двоих отдельный день делать было глупо, и мы всегда приходили сюда тоже по четвергам, только позже. И если мастер Лео был в Логе, то сторожил нас на ступеньках, как сейчас.
— Я не думаю, что кто-то из ребят решился бы сунуться, они такие приличные, — заметила я.
— О, Чонён, не идеализируй их, — хихикнула внучка настоятеля. — Пошалить кое-кто из них может. Конечно, не все, но тот же привратник…
— Так он же у калитки, и не может отойти.
— Сегодня пятница, сегодня-то как раз и может! У привратников раз в неделю выходной, и его подменяет самый выдающийся ученик. Или кто-то из мастеров. — Глаза Джоанны заблестели. Она подумала о том, наверное, что по пути в нашу комнату встретит Эна, который может быть на верхней площадке.
— Ну вот, теперь спать спокойно не смогу, — хмыкнула я, — если по монастырю бродит неприкаянный Мингю.
— Пока здесь Лео — все ведут себя хорошо, — уверенно сообщила Заринэ с лёгкой гордостью. Потому что это был её муж, потому что его здесь уважали больше других, после настоятеля. К мастеру Ли, я заметила, относились немного иначе, как к доброму дядюшке, а не авторитетному наставнику. Не все в полной мере осознавали, какой вклад в их жизнь делает он, как и свойственно мальчишкам, они преклонялись перед силой и обучением боевому искусству, а чтение морали считали делом вторичным. Хотя были исключения: Себин, о котором рассказала мне Элия, и которого прозвали Принцем, и Джунхуэй явно тяготели к знаниям и в теории. Я нередко видела их возле библиотеки или мастера Ли.
— Интересно, сколько этим бочкам лет? — уже направила на другое своё любопытство Джоанна, изучая потемневшую дубовую древесину. А может думала о том, что вчера здесь же купались прибывшие герои?
— Думаю, не одно поколение адептов в них полоскалось, — улыбнулась Элия.
— Но голых девчонок они увидели впервые только при вас, — хохотнула дочь мастера Хана. Мне показалось, что Заринэ хотела что-то сказать, но не стала. Опустив взгляд, она продолжала кунать руки в воду, вытаскивать их, и смотреть, как стекают по ним капли воды. Иногда, на какой-то очень короткий миг, в ней пробивалась наружу та девочка, которая не добрала детства, и что-то наивное и непонимающее скользило в глазах, в движениях. Было у них с Джоанной что-то общее; одна старалась повзрослеть скорее, чтобы заслужить любовь старшего мужчины, а другая пыталась вести себя по-взрослому, чтобы соответствовать мужчине, который уже у неё был. Когда Заринэ разделась, сняв с себя закрывающие всё тело одежды, платок, нижнюю юбку, я впервые поглядела на неё, какая она есть, стараясь делать это незаметно.
Как и говорила Элия, у Заринэ была красивая женственная фигура, живот ещё не увеличился, но и не был плоским, как у меня, бёдра были шире, грудь больше, но ещё сохранилась достаточно узкая талия, и ноги были девичьими и стройными. А какие у неё оказались волосы! Я никогда не видела таких густых и длинных волос чернющего, непроглядного чёрного цвета. Распуская их, Заринэ определённо знала им цену, тщательно причёсывая и расправляя, прежде чем промыть. Пусть Лео и овладел ею случайно, сорвавшись, но вряд ли жалел сейчас об этом. Молодая и хорошенькая жена, подарившая ему двух сыновей и ждавшая третьего ребёнка — это не наказание, а дар.
Я подумала о своей сестрёнке, Чжихё, которая ждала моего племянника или мою племянницу. Как она там? Перестало ли окончательно её тошнить? Хоть я и звонила недавно, но тоска по ней и Сынён как-то внезапно прокралась в мою душу. Я сбежала из Сеула подумав о себе, а не о них, впрочем, я надеялась, что став опытной защитницей слабых, буду делать благие дела, улучшая мир, в котором жить моей племяхе, какого-то бы пола она ни была. Поддавшись чувствам и решив сменить обстановку, я проявила банальную слабость. Если я стану воительницей, то не смогу убегать ни от чего, даже если очень захочется, у меня не будет права завалиться на кровать и плакать, парни же так не делают! У них убили наставника, мастера Хана, которого все глубоко любили и почитали, но времени на траур и скорбь никто не давал, простившись с ним, воины отправлялись обратно, в бой. И мастер Ли говорил, что мужчины морально слабы? Наверное, я слишком заморочена на себе была там, в столице. Если переключиться на близких, людей вокруг, то нет поводов валяться и страдать, по сути, слёзы и удручённость, то самое уныние, от которого спасает гнев — это жалость к самому себе, а настоящим воинам позорно жалеть себя, ведь главное в них — самоотдача.