— Я хотела с вами поговорить! — заявила я, решаясь. — Я хочу пополнить ассортимент и внести кое-какие изменения!
— Молодость! — усмехнулась женщина, пересчитывая заработанные монеты. — Когда я была молодой, когда мы с мужем только открывали эту пекарню, я тоже думала, что есть куча возможностей для расширения пекарни. Но мы ошиблись, Амелия. Наша улица, да и весь квартал, это не слишком-то богатые жители. Мы все хотим просто жить, покупая самые необходимые продукты и стараясь продержаться до следующего жалования. В этом квартале нет горы серебра, девочка.
— Но я верю, что… — начала вдохновенно я, а в голове крутилась сотня причин, почему бабушка Ленни должна согласиться.
Но все слова застряли в горле, стоило только услышать хриплый старческий смех.
— Вера это глупости, Амели. Как и наивность.
— Но как же…
— Послушай меня, девочка, — тихо произнесла старушка, вновь перебивая на полуслове. — Ты хорошая девочка. Оступившаяся, но не потерявшая надежду и жажду жизни. Ты мне нравишься. Но ты вновь повторяешь свою ошибку. Ты веришь. Вот так безрассудно, не разобравшись. А была бы умна, то проверяла бы всё, сомневалась бы во всём. Это мой последний совет, Амели. Дальше сама, набивай свои шишки.
— Но я же не могу действовать без вашего разрешения, — опешила я.
— Не разори меня, девочка. Остальное… Я всё равно уже не могу заниматься пекарней, стало слишком тяжело. Так что хочешь печь булочки с начинкой — пеки. Но не за мои медяки. И не смей повышать цены, здесь это не принято.
Бабушка Ленни ушла, оставив меня в недоумении. Что это было? И почему я не должна верить? Разве вера — это не залог удачи?
А может, бабушка просто очень сильно ошиблась в молодости,
отчего стала жестче?
Бабушка Ленни ушла, а я принялась за дело.
Сняла шторы и замочила в кипятке и мыле. На них нет жирных пятен, но шторы заметно посерели от пыли. Дальше я принялась отмывать окна, чтобы хоть что-то было видно, а то даже солнечный свет проходит с трудом, отчего в пекарне постоянный полумрак.
Сюда бы столики высокие. Как раз поближе к окну, чтобы можно было пить чай и смотреть на улицу. Но это точно не сейчас. Может быть, потом, если мои пирожные будут пользоваться популярностью.
Стёкла поддавались с трудом. Я тёрла изо всех сил, опасаясь выдавить их из рам. И только спустя два часа я отошла на пару шагов назад и оценила результат.
Блестят!
Да, есть царапины, но они едва заметны и в целом не портят вид. Только вот помимо окон надо было отмыть всё помещение, куда заходят люди. Оттереть черноту с дверей, смести паутину, отскоблить полы.
Я тёрла, мыла и скоблила до самой ночи, прерываясь только на ужин и на кормление Тёмки. Хозяйка лишь головой качала, видя, как я стараюсь. И это ещё не конец, мне предстоит отмыть кладовые и второй этаж, за исключением хозяйской спальни.
Но это можно сделать немного позже, ведь мало иметь чистую пекарню, надо ещё и расширять ассортимент.
Именно поэтому на следующий день, отработав положенные часы, я отправилась в город, оставив Тёму на бабушку Ленни.
Я прошла уже полпути, когда осознала, что без страха спрашиваю дорогу.
Я не боюсь! Не боюсь обратиться к людям и увидеть презрение! Люди либо доброжелательны, либо спокойны.
И я шла по тротуару, улыбаясь и рассматривая дома. Щурилась от яркого солнца и едва сдерживалась, чтобы не хохотать в голос.
Я счастлива? В тот самый миг я была безумно счастлива.
Ведь у меня есть крыша над головой, есть ужин на столе, мой сын здоров. И ничто нам не угрожает. Это ли не счастье?
Рынок встретил меня шумом и толпой. Торговцы перекрикивали друг друга в надежде, что именно к ним подойдёт покупатель.
Тут и там сновали женщины с подносами в руках, предлагая крендельки и булочки — перекусить.
Даже мелкие воришки были, юрко просачиваясь между людьми и таская с прилавков мелочевку. Вслед им неслись ругательства, но никто не пытался настигнуть и покарать. Подумав, я спрятала кошель с монетами в карман и там уже крепко держала. Не хватало ещё лишиться части денег по собственной глупости.