В Лиссабоне, на чужбине, и покоится прах Филдинга, быть может, одного из самых английских писателей – по свойствам своего таланта, жизневосприятия, юмора и самой своей человеческой сути.
Обратимся теперь непосредственно к «Амелии». Начало повествования решительно отличается не только от вступительных глав прежних романов самого Филдинга, но и всех прочих известных английских романов того времени. Никаких предварительных сведений о героях, об обстоятельствах их рождения и воспитания, того, что должно подготовить нас к восприятию последующего сюжета. Читателя сразу погружают в гущу событий: группа задержанных ночной стражей правонарушителей предстает перед судьей Трэшером, творящим скорый и неправый суд; затем один из задержанных оказывается в тюрьме, и только здесь мы узнаем, что имя его капитан Бут и догадываемся, что он-то и будет одним из главных героев романа. В римской литературе существовал специальный термин для такого рода повествовательного приема – in médias ress, что означает – «в середину дела», т. е. ввести читателей с самого начала в разгар событий.
В тюрьме Бут неожиданно встречается с красивой дамой, тоже арестанткой, которую он знал несколько лет назад и которую, к его изумлению, обвиняют в убийстве. Какое стремительное и, можно сказать, увлекательное начало, столь необычное для романов той эпохи и столь характерное впоследствии для европейского уголовного романа! Удовлетворяя естественное любопытство героя, дама – мисс Мэтьюз, рассказывает ему не только о том, что привело ее в тюрьму, но и о том, как ей жилось в родительском доме. Затем, уступая настойчивым просьбам мисс Мэтьюз, капитан Бут сам в свою очередь посвящает ее – и притом еще более детально – в события своей жизни за те же годы.
Если рассказ мисс Мэтьюз занимает три главы первой книги, то вставной рассказ Бута занимает всю вторую и третью книги; мало этого, в романе есть еще один огромный вставной рассказ другой героини романа – миссис Беннет, впоследствии миссис Аткинсон, – о своем прошлом и своих несчастьях. Он непомерно растянут, включает множество подробностей, казалось бы, не очень относящихся к делу, а подчас и просто в данной ситуации неуместных. Этот рассказ занимает почти целиком всю седьмую книгу! Таким образом, вставным повествованиям отведено три книги из двенадцати, т. е. почти четверть всего объема романа, и они надолго оттягивают дальнейшее развитие сюжета.[427]
Одним словом, композиция романа представляется на первый взгляд неслаженной, недостаточно продуманной, а вставные эпизоды-рассказы воспринимаются как несколько неуклюжая попытка восполнить пробел и дать читателю необходимые сведения о героях. Выходит, Филдинг, начав так оригинально, нестандартно свое повествование у не знал, как потом ввести читателя в курс дела, а сам материал романа производит впечатление известной пестроты и неоднородности.
В предисловии к своему раннему роману «История приключений Джозефа Эндруса…» Филдинг обозначил жанр повествования термином «комический эпос» и пояснил, что большой охват событий, множество действующих лиц и протяженность во времени роднит его роман с эпосом Гомера и Вергилия, а то обстоятельство, что герои романа люди низкого звания и их приключения носят комический характер, сближает его с комедией. Однако строение сюжета и в уже названном романе и в «Истории Тома Джонса, найденыша» сближает их не столько с «Одиссеей» или «Энеидой», сколько с совсем другим и относительно современным жанром – испанским и особенно французским приключенческим плутовским романом – «Комическим романом» (1651–1657) Скаррона (1610–1660) и «Жиль Блазом» (1715–1735) Лесажа (1668–1747).
В обоих названных романах Филдинга использована сходная сюжетная схема: повествование представляет собой историю дорожных приключений – неожиданные встречи и нападения разбойников, таверны и гостиницы с непременными потасовками и недоразумениями, когда персонаж по ошибке забредает в чужой номер и т. п. Причем не все эти эпизоды так уж необходимы по логике сюжета, без некоторых из них можно было бы и обойтись, а некоторые и поменять местами без особого ущерба для повествования. И весь этот калейдоскоп эпизодов и приключений скрепляет воедино главный герой; он – как нитка, на которую нанизываются отдельные эпизоды и приключения, отсюда и термин, применяемый к такого рода композициям – нанизывающая. В конце романа происходит непременная встреча разлученных или потерявших друг друга героев (и Фанни, и Софья – героини этих романов Филдинга – отправляются на поиски своих возлюбленных), их соединение, которому ничто больше не препятствует, нередко возникающие неожиданно найденные родители, а с ними и установление подлинного социального статуса героя (дворянский сын), и неожиданно обретенное наследство, и, наконец, свадьба в идиллическом финале.
427
К этому следует прибавить, что сцены суда и тюремных нравов, поражающие достоверностью и жизненностью, контрастируют с куда более традиционным материалом во вставных рассказах, если можно так сказать, уже освоенных тогдашней литературой. Многое в истории Бута, например, кажется заимствованным из произведений другого рода и выглядит в контексте романа чужеродным и зачастую неубедительным. Так, насильно разлученный со своей возлюбленной Бут, не зная, как с ней увидеться, решает спрятаться в корзину, в которой местный виноторговец должен был доставить в дом, где жила Амелия, бутылки с вином. В этой корзине Бут проводит несколько часов, а затем совершает в ней же путешествие в деревенскую усадьбу, где его и обнаруживают. Такой эпизод естественней представить в какой-нибудь комедии интриги (в связи с этим невольно вспоминается шекспировский Фальстаф из «Виндзорских проказниц», спрятавшийся в корзине с грязным бельем). Удивительно и то, что эту затею герою подсказал самый почтенный и основательный герой романа, очень строгий в вопросах морали и поведения и не скупящийся на произносимые докторальным тоном поучения священник Гаррисон; он же и договорился на сей счет с упомянутым виноторговцем. Все это никак не вяжется с обликом священника, как он изображен в дальнейшем в романе. Перед нами явная литературная реминисценция, тем более очевидная и досадная, что этот эпизод соседствует с материалом, отличающимся беспощадной жизненной подлинностью.
Еще пример: рассказывая о событиях, имевших место несколько лет тому назад, Бут тут же в подтверждение своих слов достает из кармана полученные им тогда письма, которые, выходит, он все эти годы неизвестно зачем носил всегда с собой и которые чудесным образом сохранились (несмотря на то что кафтан Бута побывал только что в руках арестантов-уголовников).