Такой образ мышления или скорее сомнения Бут основывал на тех же самых доводах, что и Клодиан; именно эти доводы побудили Брута[28] в последние его дни усомниться в существовании той добродетели, которой он руководствовался всю свою жизнь. Короче говоря, бедняга Бут решил, что на его долю выпало больше несчастий, нежели он того заслуживал, а это привело Бута, не слишком наторевшего в вопросах веры (хотя он и неплохо знал классическую словесность), к неблагоприятному мнению о божественном промысле. Опасный путь рассуждений, при котором мы склонны не только к чересчур поспешным выводам, основанным на неполном знании вещей, но подвержены также заблуждениям из-за небеспристрастного отношения к себе, поскольку судим о своих добродетелях и пороках, словно рассматривая их через подзорную трубу, стекла которой мы всегда поворачиваем к собственной выгоде, чтобы одни преуменьшить, а другие в такой же мере преувеличить.
Нет ничего удивительного, что вследствие упомянутых выше причин мистер Бут не уклонился от знакомства с названным джентльменом, тем более в таком месте, где не мог надеяться встретить кого-нибудь получше. Будучи от природы человеком весьма добрым и деликатным, Бут со всей учтивостью, выразив удивление тому, что встреча их произошла в столь неподобающей обстановке, признался, что и сам придерживается сходного мнения относительно неизбежности человеческих поступков, однако присовокупил, что не считает, будто люди всецело зависят от любого слепого удара или предписания судьбы, поскольку каждый человек поступает, просто повинуясь той страсти, которая возобладала в его душе, и неспособен вести себя как-нибудь иначе.
И тут оба джентльмена пустились в рассуждения касательно неизбежности, проистекающей от воздействия судьбы, и неизбежности, проистекающей от воздействия страсти, каковые рассуждения, способные составить изрядный трактат, мы прибережем до более удобного случая. Исчерпав сей предмет, собеседники стали осматривать тюрьму и ее обитателей, с наиболее примечательными из которых мистер Робинсон, находившийся здесь уже не первый день, вызвался ознакомить мистера Бута.
Глава 4, раскрывающая еще некоторые тюремные тайны
Внимание собеседника привлекли сначала три закованных в кандалы человека, от души веселившихся за бутылкой вина с трубками в зубах. По словам мистера Робинсона, все трое, как уличные грабители, прекрасно знали, что ближайшая сессия суда сулит им виселицу. «Вот как мало значит, – заметил он, – для людей беспечных несчастье, если оно не грозит им сию минуту».
Немного поодаль они увидели распростертого на полу человека, чьи тяжкие стоны и исступленный вид явно свидетельствовали о крайнем помрачении рассудка. Этот человек был, по слухам, арестован за какой-то мелкий проступок, и его жена, которая как раз лежала тогда в родах, узнав об этом, выбросилась из окна третьего этажа; так, по-видимому, он потерял сразу и ее, и своего ребенка.
Тут к ним приблизилась весьма миловидная девушка, и мистер Бут, едва взглянув на нее, не в силах был сдержать своего восхищения ее красотой и объявил, что само выражение ее лица свидетельствует, по его мнению, о ее совершеннейшей невинности. Робинсон пояснил, что эта особа угодила сюда за безделье, буйное поведение и распутство. Поравнявшись с мистером Бутом, красавица изрыгнула по его адресу проклятье и разразилась потоком непристойностей, повторить которые мы не рискнем.
Затем на глаза им попалось крохотное существо, горько плакавшее в углу. «Эта девочка, – сказал мистер Робинсон, – заключена в тюрьму, поскольку ее отчим, гвардеец-гренадер, показал под присягой, что опасается, как бы она его не убила или не нанесла ему какого-нибудь увечья, а она не могла найти никого, кто поручился бы за ее поведение, и вот потому-то судья Трэшер распорядился отправить ее сюда».
В это время поднялся какой-то шум, вызванный, как оказалось, тем, что все арестанты сбежались поглядеть, как будут сечь одного парня, попавшегося на мелкой краже, приговоренного к такому наказанию на последней квартальной сессии суда; однако любопытствующих постигло вскоре разочарование, поскольку малый, уже раздетый для экзекуции, доплатил шесть пенсов, после чего был отпущен безнаказанно.
Едва суматоха улеглась, как поднялся новый переполох: Молль-с бельмом и несколько ее товарок, окружив арестанта, посаженного за небезызвестные противоестественные для мужчины действия, о коих не принято распространяться, стали сами чинить над ним расправу и вполне возможно прикончили бы свою жертву, не вмешайся один из тюремных надзирателей.
28