После совершенного ритуала они посетили храм Александра Невского, раздавая у входа булочки, поставили свечки за упокой души усопших родственников. Марина ставила свечки за упокой архимандритов и митрополитов, чьи могилы и памятники отмыла от птичьего помета и глины, и мысленно просила открыть ей дорогу в страну Шварценеггера, Диснейленда и, конечно, Фредди Крюгера. Особенно, про Фредди. Ой, как нравились ей американские фильмы ужасов, просто ужас какой-то.
Еще экстрасенс посоветовала наладить контакт со своим Ангелом-Хранителем. Объяснила Марине, что нужно с ним разговаривать, благодарить, когда дела идут гладко, а не себе приписывать достижения по жизни, а ему, невидимому своему союзнику. Девушка стала разговаривать вслух с невидимым Ангелом-Хранителем и просить его помочь в реализации своей идеи фикс — «замуж за рубеж» и «жизнь не как у всех».
Глава третья
Антон
1997 год, Россия
В камере предварительного заключения было холодно и неуютно. Деревенскому мужику Антону шили дело о разворовывании колхозного имущества. Шесть лет тюремного заключения — это вам не роды у животных принимать. Бывало, не может разродиться корова, нужно руку по плечо вместе с веревкой в нее засунуть, нащупать головку теленка, развернуть плод, веревкой ножки обмотать и тащить…
А кто будет кормить шестерых детей-подростков, если он сядет? Ну, угнал грузовик с зерном, ну и что? Он и лошадей табунами угонял и татарам знакомым продавал. И лес колхозный валил и продавал председателю колхоза, у которого не было леса! Он же не один такой, кто помог колхозу-миллионеру развалиться в послеперестроечные годы. Председатель с зоотехником и их подручные сколько себе нахапали? Приватизировав колхозное добро, особняки не построили, а воздвигли, машины не купили, а выцарапали из глотки агонизирующего социализма! По ним давно тюрьма плачет кровавыми слезами! А кто он? Так, мелкая сошка, которая научилась выживать.
Антон сидел на бетонном выступе, заменяющем койку без матраса, рассматривал неровности бетонного пола и гармонично сочетающиеся с ним грязно-серые металлические раковину с унитазом, ежился от холода.
Тюремщики следственного изолятора не включали отопления зимой из принципа: покукожишься с недельку-другую, заработаешь чахотку и не постучишься, а заскребешься в двери коготками отчаяния! Не просто пойдешь на сотрудничество со следствием, а поползешь на сотрудничество на карачках, на карачечках!
Двери, старые и грязные, открылись со скрежетом, и вошел долгожданный проверяющий, как «луч света в темном царстве!» Антон ему деньги давал на сигареты. Вот они, «Прима», и спички! Атрибуты свободы!
Проверяющий испытующе посмотрел на арестованного.
Антон — рыжий низкорослый мужчинка с непримечательной внешностью, но бросающимся в глаза, вызывающим имиджем — проколотыми ушами с серьгами-кольцами, как в пиратских фильмах, и вытатуированным именем жены на левом предплечье. У подследственного были маленькие серо-голубые глаза, прячущиеся под грязно-рыжими бровями-домиками, такие хитрые-прехитрые. И это проверяющего бесило больше всего на свете. Он ехидно заметил Антону, что в камере «жарковато будет» и «дыму нужен выход», достал пистолет и разбил стекло в окошке. На его холеном лице вальяжно расселась самодовольная улыбка как у царя Всея Руси Петра Великого, когда тот понял, что прорубил окно в Европу.
Робкие снежинки стали залетать в камеру через решетку.
Нельзя признавать свою вину. Да разве он виновен? Государство поставило его в ситуацию, в которой честным путем невозможно прожить! Нельзя ему сдохнуть раньше времени! Что же такое придумать, чтобы следователь закрыл дело?
Следователь Василий Иванов — малый не дурак, но получает немного. Конец девяностых! Кто сейчас много получает, если не ворует? Друган его получает не хило, и то потому, что в Америку вырвался и дома там красит богатеньким и не очень богатеньким буратинкам.
О, Америка! Шоколадные водопады, ванны с шампанским, изумрудные мостовые и пальмы, плодоносящие долларами! Страна-сказка, страна-рай, молочные реки и кисельные берега!