Все эти преимущества инерционных «прилипал», однако, сводились на нет их тихоходностью и малым запасом хода (даже через много лет, после всех усовершенствований — не более пятнадцати узлов на пятистах метрах). Дополнительным (и решающим для тогдашних обстоятельств) осложнением была необходимость разгонять маховик торпеды непосредственно перед запуском — и, соответственно, резко тормозить в этот момент ход торпедоносца.
— …И тем не менее, компаньерос, уж сыграть в лейтенанта Орельяно, как вы изволили выразиться, мы точно сумеем. Ну, если не струсим, конечно…
— Приказывайте, компаньеро командующий! — выражение, застывшее на непроницаемых индейских лицах коммандос, ясно говорило, что последнюю шуточку они, мягко говоря, не оценили.
— Смотрите. Через полчаса эскадра закончит перестроение в кильватерную колонну — курсом на север, вглубь Залива. При этом замыкающий фрегат окажется почти точно на траверзе нашего Шестого причала. Мы атакуем его всеми тремя «шершнями» одновременно и строго с кормы — три катера против одной кормовой пулеметной установки. Один они успеют расстрелять точно, второй — скорее всего, но вот третий за это время доберется до них почти наверняка. Что скажете, компаньерос?
— Да, это может сработать, — кивнул за всех троих Таанта, — а выбирать особо не из чего… Командовать парадом буду я?
— Нет. Я сам.
Повисло молчание.
— Эх… Да вам-то зачем, компаньеро мичман? Обойдемся.
А и вправду — зачем?.. Но пускаться в объяснения Радченко сейчас хотелось еще меньше, чем лезть в кабину обреченного «шершня».
— Ну, — лучезарно улыбнулся он закатному солнышку, — как говорится: «Во-первых, это красиво!..»
— Против этого трудно возразить, компаньеро. Божественный Ворон Йэл — одобряет!
…В точности как и предвидел Радченко, пулеметчики с замыкающего фрегата «Резольюшен» успели расстрелять два «шершня» из трех, но третий исполнил-таки свой долг — «сыграл в лейтенанта Орельяно». Через полчаса безуспешной борьбы за плавучесть «Резольюшен» затонул — однако на дальнейший ход операции «Катапульта» это не повлияло никак. Некоторые авторитетные военные историки пишут, правда, что «самоубийственная атака Радченко открывала всё же перед техасскими и калифорнийскими вооруженными силами некоторое „окно возможностей“, пусть и кратковременное»; даже если и так — воспользоваться тем «окном возможностей» все равно не сумели ни одни, ни другие.
Четырех оставшихся у Волшебника Гудвина многопушечных фрегатов вполне хватило на то, чтобы, выйдя на рейд Нового Гамбурга, снабдить «миротворцев» (они же — «трусы и предатели»…) в техасском правительстве неопровержимыми аргументами («…Мы должны любой ценой избежать разрушения города и жертв среди населения — да, именно любой!..») в пользу перехода страны в режим «полного нейтралитета»; попросту говоря — присоединения Техаса к блокаде Юга («…В конце концов, это чужая война, сеньоры — нашей стороны в том конфликте нет, не правда ли?..»). В обоих армейских корпусах — и временно отведенном из столицы в Сан-Антонио, и расквартированном на Луизианской границе — возмущение было велико, но дальше разговоров дело так и не пошло: оба командующих были — слишком уж немцы, люди дисциплины и приказа. Калифорнийцы же, видя такое дело, «вписываться за это техасское чмо» тоже не стали… Ну и, как теперь всем ясно, именно оттуда и стартовала ликвидация, step by step, сперва техасской, а там, со временем, и калифорнийской независимости: «принцип салями», в чистом виде.
Как это ни удивительно, но сам Радченко, находившийся на первом из потопленных пулеметным огнем «шершней», уцелел — с бесстрашными людьми такое случается сплошь и рядом; он прожил долгую честную жизнь, так что вхождение Техаса и Калифорнии в состав «Американской Империи», САСШ — сперва как «свободно ассоциированных государств», а потом уже и штатов под номерами 38 и 39 — застал наверняка. Скрупулезное изучение всех развилок и полустанков на той железнодорожной ветке, куда переведенная в Порт-Гальвесе стрелка направила пресловутый «локомотив Истории», по сию пору неплохо кормит историков (как настоящих, так и альтернативных), а мудовые рыдания на тему «Как и когда Россия потеряла Калифорнию?» прочно прописались в списке «проклятых русских вопросов».