— Ладно… А зачем ты мне всё это рассказываешь, Фридрих?
— Видишь ли, Виктуар… Нам очень нужен Флетчер — у нас накопились к нему вопросы, целая куча.
— Ну так арестуйте его и задайте: вам это всяко проще, чем нам.
— Это легче сказать, чем сделать. Если он стакнулся с Дюнуа — а похоже на то, иначе он вряд ли ушел бы с тех переговоров живым, — он может сейчас руководить своей сетью, скрываясь в храме вуду, что у Креольского кладбища: туда ни нам, ни полиции доступа нет.
— Даже сейчас, когда началась война?
— Я бы переформулировал: «именно сейчас, когда началась война».
— Еще одна мантра ваших «миротворцев» — «Не раскачивайте лодку», да? Экая забавная выходит экстерриториальность… Значит, мы вам — Флетчера, перевязанного шелковой ленточкой, а вы нам — что?
— А мы — закроем глаза на всё, что вы станете делать с техасскими гражданами, состоящими в культурно-просветительном обществе «Макандаль»; вы ведь, небось, собираетесь?..
— Ну, вы-то со своими штази, может, и закроете — а как насчет законников из крипо и Прокуратуры? Что на это скажет, к примеру, инспектор Пелипейко?
— Инспектор скажет — не под запись, разумеется, — что подложные удостоверения крипо и полицейская форма — это уже за границами всех здешних понятий. Так что…
— Решили попользоваться нами, как револьвером со спиленным номером, да, Фридрих?
— Ты так говоришь, будто в этом есть что-то плохое!
54
— Вот, стало быть, какова цена твоему «слову офицера»… — пробормотал Ветлугин, отложив доставленную только что в гостиницу с посыльным записку от Расторопшина. — Да еще и парнишку втянул в эту свою имперскую уголовщину — ну и как тебя назвать после этого?
В то, что Сашины «неприятности» (так было в записке) никак не связаны с многотайными делами ротмистровой Конторы он, разумеется, не поверил ни на грош. А вот в то, что дело там серьезное (одно только «Ни в коем случае не обращайтесь в местную полицию» чего стОит!..) — поверил как раз сразу, вопреки всем небрежно-успокоительным уверениям («Вечерком будем втроем пить кофе в „Эльдорадо“, вспоминая сие приключение — по-своему назидательное, впрочем, для нашего юного друга»).
Тут как раз в дверь номера постучали. Хозяин гостиницы, округляя глаза и топорща усы, поведал «сеньору академику» о приключившемся в городе, на Шпарштрассе, покушении на его экспедиционного товарища; подробности те, в устах хозяина, были по-средиземноморски живописны и малоправдоподобны, однако то, что ротмистр застрелил одного из нападавших и сам стал предметом интереса полиции, сомнений, вроде, не вызывало.
Выпроводив хозяина, бравшегося за умеренные деньги обеспечить «своему почтенному постояльцу, сеньору географу» безупречное алиби с кучей свидетелей или, напротив того, помочь тому в бегстве за границу, Ветлугин вновь перечел послание Расторопшина и мысленно принес его автору свои извинения: да, это, видать, как раз и есть то самое «извещение о дезертирстве», о котором они с ротмистром условились тогда в Петербурге. Ладно, черт с ним — встретились-разбежались, детей с ним не крестить; важно лишь, что у служивого хватает сейчас своих — имперских — проблем, и Саше рассчитывать на помощь сего профессионала (чего никак не отымешь…) вряд ли стоит. А вот мне, если с мальчиком и впрямь случится непоправимое, останется только — пулю в лоб…
«Черт, черт, черт, — думал он, тормоша саквояж в поисках револьвера, тупорылого своего английского „веблея“ (разрешение на ношение выправить так и не успели, но это, чувствуется, будет сейчас не самым серьезным нарушением местных законов…), — и Шелленберг, как на грех, куда-то запропастился! Ну почему, почему всех этих чертовых шпионов не докличешься как раз тогда, когда в них, в кои-то веки, возникла нужда?..» Так, стоп… есть! А ведь у нас имеется кое-что… кое-кто получше!
— Флора, твой хозяин, похоже, попал в беду.
Нет, кто говорит, что они не понимают?
— Поможешь мне его выручать?
Нет, мне показалось, или она и вправду кивнула?
— Тогда пошли.
— …А скажи-ка, любезный, — со всей возможной небрежностью поинтересовался он у участливо метнувшегося к нему из-за стойки хозяина, — тут у вас где-то есть кофейня… «Канцлер»?.. или «Канцер»?..
— «Карнцерн», сеньор?
— Да, точно!
— О, это совсем недалеко сеньор! Значит, так: идете направо, мимо лавки Мамаши Мадино — там во дворике вечно вывешено белье, не слишком чисто стираное, — так вот, заворачивать направо не стоит, сеньор, а вместо того идете прямо на вывеску «66» — это такой, осмелюсь доложить, странный бар…