— O, shit!.. Расторопшин? Пришел меня убить — передать привет из «Кондора»?
Ну, здравствуйте! — рявкнуло в ротмистровой голове; нет, всякие конечно, случаются совпадения, но это уж… Хорошо хоть лицо мое не совсем уж на свету — может, тот не сразу сообразит, что я изумлен не менее его самого… Теперь — только вперед, ощупью.
— Насчет «убить» — там видно будет: возможны варианты. Но для начала я хочу, чтоб вы представились по всей форме, майор.
— Зачем вам это? — болезненно скривился тот. — Можно подумать, вы сами не знаете — раз уж нашли меня здесь…
— Сейчас вопросы задаю я. Итак?
— Майор Флетчер, Джеймс Флетчер — Контрразведывательная служба Федерации. Вы удовлетворены?
— Вот так-то лучше, — кивнул он, всеми силами изображая на лице ту самую удовлетворенность; ёлкин пень, только этих мне тут не хватало!.. — А что у нас в том срочном письмеце, можно полюбопытствовать?
— Выслушайте меня, господин Расторопшин! — в тоне пленника проскользнули странные, едва ли не умоляющие, нотки. — Выслушайте, а дальше уже можете стрелять, вскрывать письмо — как вам будет угодно. Хочу лишь предостеречь: если вы сорвете операцию, которую я сейчас провожу, ваше петербургское начальство сотрет вас в порошок!
— Давайте-ка к делу, Флетчер. Со своим петербургским начальством я разберусь без вашей помощи.
— Послушайте, ротмистр: мы с вами в одинаковых чинах и делаем одинаковую работу — каждый для своей страны, — одинаково рискуя головой. Вы можете меня ненавидеть за случившееся в «Кондоре», но Бог свидетель: уж в том-то точно не было «ничего личного»! И неужто вы вообразили, что наша Служба осмелилась бы поднять руку на офицера разведки Российской империи — всегдашнего, исторического союзника Америки! — не имея на то молчаливого кивка с самого вашего верха? Это дела Вашингтона с Петербургом, не мой уровень и не ваш…
«Эх, глотнуть бы сейчас… из той Командоровой фляжки. А ведь можно было догадаться… Да гори они тут все синим огнем!»
— Ладно, майор… В храме сейчас находится мальчик, похищенный здешними колдунами. Предлагаю обмен: ваша жизнь и этот нераспечатанный конверт — за мальчика.
— Да вы просто спятили! Поймите, я не имею тут и тени власти, чтобы вмешиваться в их магические ритуалы!..
— О! Мы уже обсуждаем технические детали такого обмена, верно я понимаю?.. Как полагаешь, Маша — можем мы доверять в этом деле моему американскому коллеге?
— Ни на грош!
— Вот и я полагаю, что ни на грош. А он ни на грош не верит нам. По-моему, такая ясность в отношениях — отличный фундамент для временного тактического союза, нет?
55
— Ну, стрелять ты ведь все равно не станешь… — унган Дюнуа (просто-таки брат-близнец того «седого джентльмена в тропическом костюме» с веранды напротив «Кранцерна» — разве что чуток помладше) выглядел не столько напуганным, сколько раздосадованным; повинуясь безмолвным движениям дула Расторопшинского пистолета, он попятился к стене залы и, опустившись там на колени, продолжил: — Один громкий звук — и сюда ворвется Храмовая стража, а потом ты умрешь очень плохой смертью.
— Ну, если бы ты хотел их позвать — они уже были бы тут, — с ответной безмятежностью улыбнулся ротмистр. — Майор поведал мне, что у тебя сложные отношения с тонтон-макутами Стражи — они ведь тебя не столько охраняют, сколько стерегут; да и кто из них поверит, что «команданте» Леруа грохнули сегодня не по твоей наводке, а?
— Болтун — находка для шпиона, — процедил Дюнуа, покосившись на скорчившееся у входа тело Флетчера. — Кстати, признаю: это был хороший ход — обезвредить живцом Обратную Спираль… ТЫ, небось, подсказала, гадина?
— Было несложно предвидеть, что он попробует переметнуться на твою сторону, — пожала плечами Мария, не снизойдя обернуться; она сейчас безотрывно вглядывалась в зрачок Саши, спавшего непробудным сном в глубоком кресле из черного дерева, и по лицу ее было видно: дело — дрянь, совсем.
— Кстати, растолкуй своему любовнику-крекеру, что убивать меня — совершенно бессмысленно. Уже.
— Он хочет сказать, — ладонь Марии легла на лоб мальчика с какой-то печальной стародевической нежностью, — что тот магический ритуал завершен: мы опоздали. И это — правда…
Черт побери, он мог поклясться, что в голове его отозвалось странным, шелестящим эхом: «…Но не вся правда! Услышь меня, солдатик, ну пожалуйста, услышь!..» Да. Услышал.