– Дядя Гриша учил так: надо, чтоб ствол сделался твоим шестым пальцем.
– Верно, молодец! Но только это всё-таки – второе правило. А первое звучит так: «Без нужды не вынимай, а вынул – стреляй». Понял, о чем я?..
– Да, про это дядя Гриша тоже говорил: что запрОсто так оружием размахивать – последнее дело...
– Ну что ж, парень, не скучай тут! Перекуси пока – там сухари есть, а главное: «Не спи – замерзнешь!»
– Спасибо, Павел Андреевич. И вам там – доброй охоты!
Дождь тем временем чуток поредел, и в облюбованном ими углу с лишь немного обгоревшими досками настила почти не капало. Колотун, однако, начинался нешуточный – в мокрой-то одёже; пока шагаешь-то – сам себя греешь, а так вот, в неподвижности... Он примостился, со всей осторожностью, рядом с Флорой – какое ни на есть, а тепло, – и тихо-тихо шептал, глотая слезы: «Флора, хорошая моя, не умирай, пожалуйста!.. Потерпи чуть-чуть, сейчас будет доктор, он вылечит!..» Он отлично понимал, что никакого доктора им не будет, и Флора – она ведь такая умная! – тоже, конечно, всё понимала, но исправно делала вид, что верит: лизнула пару раз его руку, будто говоря: «Да-да, мне уже лучше! Я поправлюсь, вот увидишь!»
У Павла Андреевича-то, конечно же, и в мыслях нету сюда возвращаться, и Саша ничуть его за то не винил. Людей из военной разведки дядя Гриша в своих рассказах о Кавказе поминал всегда с исключительным решпектом, и решпект тот – в устах умного, наблюдательного и крайне язвительного ветерана – дорогого стоил... А у господина ротмистра из самого – прикинь! – Генерального Штаба, что сражается один на один с оборотнями и тайными убийцами, есть, конечно, дела и поважнее, чем возиться с чьей-то умирающей собакой; дела срочные и секретные – как и всегда у них там, судя по дядиным рассказам.
А сидеть тут неотлучно он наверняка велел Саше затем, чтоб тот – сдуру или с испугу – не увязался за ним следом как брошенный щенок, и не влез ненароком, на свою же голову, в те самые «срочные и секретные» дела... Самым правильным сейчас было бы отправиться за помощью самому, но даже если он сумеет отыскать в незнакомом городе особняк его светлости по запомненному слову «Морская», уж обратной-то дороги к этим развалинам ему нипочем не найти. Значит, надо просто оставаться тут с умирающей Флорой до конца, молясь о чуде – ведь бывают же чудеса, правда? Господи, ну что тебе стоит?..
...Он не то, чтоб задремал – просто провалился на миг в какое-то мучительное забытье с неостановимой холодной дрожью, – но пробуждение разом вернуло его в непередаваемый ужас Того Дома. Уже совсем смерклось, и со стороны улицы к нему быстро и абсолютно бесшумно приближалась высокая черная фигура в плаще с капюшоном, скрывающим лицо. Пришелец медленно поводил головой из стороны в сторону, будто бы принюхиваясь, и он, замороженный страхом до полной неподвижности, ощутил вдруг себя подранком, над которым уже делает стойку легавая. А это действительно была стойка: фигура в капюшоне безошибочно приблизилась метров на пять, медленно-медленно опустилась на корточки, и...
– Саня, ты как там?.. Уфф-фуу... Вот говорил ведь тебе, неслуху: «Не спи – замерзнешь!» А если б это не я был, а кто похуже, а?!
Он хоть и чуть-чуть, но пошмыгал носом в объятьях Павла Андреевича.
– Всё в порядке, Саша, всё идет как надо, скоро будем на месте... А ты отличный напарник – ни капельки не шучу, вот те крест! На-ка вот поешь, пока не остыли, – с этими словами ротмистр извлек откуда-то из недр своего балахона пару горячих – горячих, боже ты мой! – пирожков с ливером, а сам присел осмотреть-перепаковать Флору.
На темной совершенно безлюдной улице (дождь заморосил по новой), чуть правее развалин, поджидала извозчичья пролетка.
– Полезай внутрь, и собаку у меня прими. Уложи рядом с собой на сиденье и следи, чтоб не сползла по пути, – скомандовал Расторопшин и, внимательно оглядясь вокруг (хвала Господу, по-прежнему никого), ловко взгромоздился на козлы. Только тут Саша сообразил, что одет тот в не в плащ, а в форменный долгополый кучерский кафтан.
– А где же извозчик?
– Я за него, – хмыкнул ротмистр, вполне профессионально щелкнув вожжами.
– Нет, правда?
– Правда. Он разрешил нам покататься.
– Вы... – Саша будто со стороны услыхал, как осел от ужаса его голос. – Вы... его?..
– Ну, не без того... Через пару часов мужик очнется на лавочке перед питейным заведением, и обнаружит шишку над правым ухом и «катеньку» в кармане – это примерно четырехмесячный его заработок; к тому времени оставленную пролетку наверняка уже найдут на другом конце города. Думаю, он сочтет, по размышлении, что шишку ту поставил ему лично Никола Угодник... Постой-ка... – и тут разведчик, обернувшись, воззрился на спутника в неподдельном изумлении. – А ты чего подумал?..