Лучшую научную фантастику, по словам Брэдбери, душат в конечном счете те, кто чем-то недоволен в современном мире и выражает свое недовольство немедленно и яростно.
Американский публицист Олвин Тоффлер, обобщая прогнозы некоторых ученых, пишет: «Мы сможем выращивать детей со зрением или слухом гораздо выше нормы, с необычной способностью к различению запахов, повышенной мускульной силой или музыкальным талантом. Мы сможем создавать сексуальных суператлетов, девушек с макси-бюстом, с большим или меньшим количеством грудей…» Ему вторит писатель Уильям Тенн: «Стили человеческого тела, подобно стилям одежды, будут входить в моду и выходить из моды вместе со своими творцами, которые… уподобятся портным».
Эти «смелые» прогнозы социолога и научного фантаста вытекают не только из реальных достижений генной инженерии, но и из того совокупного фона, к которому подготовила общественное мнение научная фантастика.
В принципе люди последней четверти двадцатого века готовы и не к таким чудесам. Герою фантастики подвластно все: время, пространство, живая и неживая природа. Он может усилием мысли двигать предметы и проникать в тайны чужого сознания или вообще перенести собственную индивидуальность в постороннее тело. Выбор брачного партнера объективно и безошибочно совершит за него электронный прибор. Но если он влюблен в себя, как Нарцисс, то ничего не стоит размножить собственную персону в любом числе абсолютно идентичных копий. Более того, его можно «издать» в виде целого биологического клона, учитывающего все богатства полового диморфизма. Такое умножение личности и сознания абсолютно необходимо, чтобы поспеть всюду. Даже вечности не хватит, чтобы побывать во всех эпохах, посетить далекие миры и перепробовать все человеческие занятия. Тем более что это не потребует особых затрат энергии. Временной экран раздвинет стены жилища, а новой профессией можно овладеть во сне. Ничего не стоит также обзавестись настоящим живым бронтозавром, птеродактилем, диплодоком. Ведь доступно все, абсолютно все! Даже житие во встречном времени — можно пятиться навстречу прошедшей молодости как угодно долго и далеко, прокручивая в обратном порядке картины прожитого. А если наскучит, можно неощутимой тенью просочиться сквозь толщу земли и раскаленные недра солнца. Посмотреть, как там, внутри…
Когда же надоест и настоящее, и будущее, и полеты в пространствах, отчего бы не поэкспериментировать. Не просто углубиться в прошлое, но изменить его. По своему капризу отменить грядущее или же зачеркнуть любую историческую эпоху. Я лишь перечисляю ходячие сюжеты фантастики. Впрочем, возможны и варианты: упразднить любовь, красоту, убить человеческое в человеке («Феномен исчезновения» А. Бестера). Герой его романа «Уничтоженный человек» бросает весьма примечательную сентенцию: «Скажи, какая тебе нужна канава, и ты получишь ее. Золотую… бриллиантовую? Может быть, от Земли до Марса? Пожалуйста. Или ты хочешь, чтобы я превратил в сточную канаву всю Солнечную систему? Сделаем. Пустяк! Захочешь, я Галактику в помойку превращу… Хочешь взглянуть на бога? Вот он перед тобой». И это не пустое бахвальство. Это откровение «от капитала», победная песня взбесившегося буржуа.
Но странное это всемогущество порабощенных.
Только одного не может гарантировать фирма «Совокупное будущее американской НФ» — счастья. И потому остается от всего этого всемогущества горький осадок тоски и протеста.
Очередная война за «Американскую мечту» благополучно покончила с поэтами, поэзией, искусством вообще («Феномен исчезновения»). Уход от борьбы, бегство, как это всегда бывает в истории, никого не спасают («Как хорошо в вашем обществе…» Р. Силверберга).
Всегда и везде за успех приходилось расплачиваться самым дорогим. «Шагреневая кожа» не ведает снисхождений. Она неумолима и бескомпромиссна, как мойра. «Кое-что задаром», саркастически иронизирует Роберт Шекли, лучше, чем совсем ничего — ведь даром ничто не дается: ни жалкие блага мирские, ни информация — самый прибыльный товар нашего века («Информафия» П. Дж. Уайла).
Впрочем, порой плата за вторжение в жесткий каркас причинно-следственных связей представляется воистину непомерной.
Милый, добрый, но слабоумный Чарли Гордон (Д. Киз «Цветы для Элджернона»), словно наглотавшись уэллсовского волшебного ускорителя, совершает головокружительный полет в гениальность, а затем, не удержавшись в зените, соскальзывает в изначальную мглу. Воистину жестокая игра, ставка в которой больше чем жизнь.
Невольно вспоминаются волшебные строки Фета:
Фантастика — литература глобальных проблем, системного мышления. Прежнее благоговение перед разумом, будь то человеческий или машинный, давно уступило место холодному анализу, приправленному ощутимой дозой сарказма. Не избежал подобной переоценки ценностей и Айзек Азимов, создатель супермозга «Мультивак» и расы андроидов. В рассказе «Чувство силы» эта прелюбопытнейшая тенденция достигает ярко выраженного пика. Элементарная арифметика, которую вновь «открывает» для себя общество сплошной компьютеризации, становится некой символической точкой, превращающей геометрическую окружность в замкнутый, а значит, и порочный круг.
Если задуматься над тем, что сегодняшние первоклашки с мини-калькуляторами в ранцах практически освобождены от зазубривания таблицы умножения, то можно прийти к весьма неоднозначному выводу, идущему значительно дальше камерных рамок рассказа. Он явно затронул струну, способную пробудить необычайно глубокий общественный резонанс, намного более значимый, чем это прямо следует из контекста.
Любопытно отметить, что «Уровень шума» Р. Джоунса выступает как своеобразная антитеза модели Азимова. Причем общая для обоих рассказов гуманистическая и антивоенная направленность лишь облегчает сравнение, как бы приводя логические фигуры к единой точке отсчета. Если в первом случае затерянный в дебрях сверхсекретной базы математик открывает напрочь забытое старое, то героям Джоунса, тоже собранным за колючей проволокой пентагоновской фирмы, предстоит открыть не только абсолютно новое, но и идущее вразрез с известными законами природы. Причем — и это, пожалуй наиболее интересно — открытие может состояться лишь при условии, что именно эти законы, эти запреты, эти математические табу будут предварительно опровергнуты. Пусть даже ценой хитроумной инсценировки, обмана. Мозговая атака, достигающая цели путем взлома охранных запоров здравого смысла. Ложь во спасение, обман в качестве антитезы. И это не единичный прием. Для предельного обострения ситуации, для подрыва краеугольных камней очевидности в ход идет и хитроумный трюк с подменой инопланетного гостя, вернее — с его имитацией («Скальпель Оккама» Т. Старджона).
Не удивительно, что известный футуролог Роберт Юнг в разработке прогнозов отдает пальму первенства не логическому мышлению и, уж конечно, не скрупулезному анализу имеющихся фактов, а творческому воображению. «Оно характеризует эпоху, — отмечает он в работе «Роль воображения в исследовании будущего», — и очень часто выводит ум за пределы противоречий, которые… представлялись неразрешимыми».
Блестящим примером подобной игры ума, свободной, наполненной изящными парадоксами, может служить широко известная повесть Гарри Гаррисона «Фантастическая сага». В ней писатель бросает вызов не только закону причинности, на что со времен «Машины времени» так или иначе покушался всякий уважающий себя фантаст, но и самой фантастике как методу исследования эпохи.