Странные маневры судов зловещего купца не вызывали особого удивления: наступили беспокойные времена, когда едва ли не каждый колонист преисполнился решимости игнорировать условия Сахарного акта, который препятствовал оживленным морским перевозкам. Доставить контрабанду и улизнуть считалась скорее доблестью в Наррагансеттской бухт, и ночная разгрузка недозволенных товаров воспринималась как совершенно обычное дело. Но наблюдая, как с приходом темноты от складов Карвена в доках Таун-стрит один за другим отчаливают лихтеры или небольшие шлюпы, Виден очень скоро проникся убеждением, что его враг старается избежать не только военные кораблей Его Величества. До 1766 года, когда поведение купца впервые резко изменилось, его суда были нагружены большей частью закованными в цепи неграми. Живой груз переправляли через бухту и выгружали на заброшенном клочке берега к северу от Потуксета; затем их отправляли по суше наверх, по почти отвесному склону, к северу на ферму Карвена, где запирали в огромной каменной пристройке с узкими бойницами вместо окон. Но после следующей перемены в его поведении, все пошло по-другому. Прекратился ввоз рабов, и Карвен на некоторое время отказался от ночных вылазок. С наступлением весны 1767 года он избрал новый способ действий. Лихтеры снова регулярно покидали темные, молчаливые доки, но теперь они спускались, проплывая вдоль бухты, очевидно не далее Ненквит-Пойнт, где встречали большие корабли разных типов и перегружали с них неизвестные товары. Потом команда Карвена отвозила их к условленному месту на берегу бухты и переправляла его по суше на ферму, складывая в том же загадочном каменном здании, которое прежде служило для содержания негров. Груз в основном состоял из больших коробок и ящиков, многие из них имели продолговатую форму и вызывали неприятные ассоциации с гробами.
Виден с неослабевающим упорством продолжал наблюдать за фермой, долгое время следил за ней постоянно, как только темнело; не проходило недели, чтобы он не побывал там, избегая лишь ночей, когда свежевыпавший снег мог выдать присутствие соглядатая. Но даже тогда он подбирался как можно ближе по проезжей дороге или по льду протекавшей поблизости речки, чтобы посмотреть, какие следы оставили другие посетители. Отправляясь в плавание, Виден нанимал своего давнего знакомого по имени Элеазар Смит, который заменял его на посту; приятели могли бы рассказать о множестве странных вещей, свидетелями которых они были, и хранили молчание только потому, что понимали: лишние слухи лишь предупредят их врага и сделают дальнейшее наблюдение невозможным. Прежде чем что-либо предпринять, они хотели добыть точные сведения. Вероятно, они узнали немало удивительного, и Чарльз Вард в разговоре с родителями часто сожалел, что Виден позже решил сжечь свои записи. Все факты почерпнуты из довольно невразумительного дневника Элеазара Смита, высказываний других мемуаристов и авторов писем, просто повторявших услышанное от других. По их словам, ферма служила лишь маскировкой, скрывающей беспредельно опасную бездну, мрачные глубины которой недоступны человеческому разуму.
Впоследствии выяснилось, что Видени Смит уже давно знали, что под фермой пролегает целая сеть туннелей и катакомб, где, кроме старого индейца и его жены, томится еще множество живых существ.
Само здание со старинной остроконечной крышей, построенное в середине семнадцатого века, стоит до сих пор. В доме была огромная дымовая труба и восьмиугольные окна с ажурной решеткой. Лаборатория находилась в северной пристройке, где кровля спускалась почти до земли. Ферма стояла в стороне от других построек, и, поскольку там в самое необычное время часто раздавался странный шум, очевидно, существовал доступ в дом через подземные потайные ходы. До 1766 года оттуда то и дело доносилось невнятное бормотание и шепот негров, дикие вопли, сопровождавшиеся странными песнопениями или заклинаниями. Но начиная с этой даты звуки слились в омерзительную и страшную какофонию, в которой выделялся то монотонный монолог несчастных, покорно склонявшихся перед чужой волей, то взрывы бешеной ярости, то диалог, прерываемый угрожающими воплями, задыхающимися просьбами и протестующими криками. Казалось, там собралось множество людей, говоривших на разных языках, которыми владел Карвен, чей резкий урезонивающий, упрекающий или угрожающий голос часто выделялся среди прочих.
Судя по всему, в доме находились зловещий купец, его пленники и стерегущая их охрана. Нередко до Видена иСмита долетали звуки чужой речи, такой необычной, что приятели терялись в догадках, пытаясь определить национальность говорившего, хотя оба побывали во множестве шумных и разноязыких гаванях мира. Но часто им, правда с трудом, удавалось разобрать отдельные слова. Подслушанныедиалоги всегда представляли собой нечто вроде допроса, словно Карвен старался любыми средствами вырвать нужные ему сведения у своих испуганных либо непокорных пленных.
Виден заносил разрозненные отрывки таких разговоров в записную книжку, потому что часто они шли на английском, французском и испанском языках, которые он знал; но ни одна из заметок не сохранилась. Однако он утверждал, что, кроме нескольких бесед, которые затрагивали мрачные преступления, совершенные в прошлом в знатных семействах города, в основном речь шла о различных проблемах истории и других наук, причем часто упоминались какие-то события, случившиеся давным-давно в дальних странах. Однажды, например, некий голос, то поднимаясь до взбешенного крика, то мрачно и покорно отвечал по-французски на вопросы касательно убийства Черного Принца в Лиможе в 1370 году, причем у него старались выпытать, существовала ли некая тайная причина, известная, очевидно, только ему одному. Карвен хотел узнать у пленника (если это действительно пленник), был ли отдан приказ об убийстве из-за Знака Козла, найденного на алтаре в древней римской гробнице, находившейся недалеко от собора, или Черный Человек из Высшего Сбора Вьенны произнес магические Три Слова. Так и не добившись ответа, Карвен применил крайние меры: раздался ужасный вопль, за которым последовало молчание, потом тихий стон и звук падения чего-то тяжелого.
Ни один из подобных допросов приятелям не удалось подсмотреть, потому что окна всегда оставались плотно завешенными. Но однажды, после тирады на незнакомом языке, за стеклом показалась тень, глубоко поразившая Видена: она напомнила ему одну из кукол, увиденных моряком в 1764 году в Хечер-Холле, когда некий человек из Джерментайна (губернаторство Пенсильвания) демонстрировал искусно сделанные механические фигуры, задействованные в представлении, включавшем, как гласила афиша «…вид знаменитого города Иерусалима, храм Соломона, царский престол, прославленные башни и холмы, а также Страсти Нашего Спасителя, что претерпел Он от Сада Гефсиманского до Креста на Горе Голгофе; искуснейший образчик Механических Фигур, достойный Внимания Любопытствующих». Именно тогда престарелая индейская чета, разбуженная шумом, который произвел испуганный соглядатай, с шумом отпрянувший от окна, откуда доносились звуки странной речи, спустила на него собак. После этого случая в доме больше не было слышно разговоров, из чего Виден и Смит сделали вывод, что Карвен переместил свои опыты в подземелье.
О том, что оно действительно существует, свидетельствовало множество фактов. Слабые крики и стоны порой словно вырывались из сплошной скалы в пустых и безлюдных местах; кроме того, в кустах на речном берегу, там, где он круто спускался в долину Потуксета, обнаружили низкую, вверху закруглявшуюся аркой дверь из прочного орехового дерева, окруженную солидной каменной кладкой — очевидно вход в подземелье, проложенное в холме. Виден не мог сказать, когда и как построили катакомбы, но он часто указывал, что рабочих очень легко незаметно доставить сюда по реке. Поистине, Джозеф Карвен находил самое разнообразное применение своей собранной со всего света разношерстной команде!