Весной 1894 г. Марион Хаджспет оказался в компании весьма интересного сокамерника, отбывавшего 3-месячный срок за попытку продажи участка земли по поддельным документам. Т. е. на самом деле этот человек натворил много других фокусов, в частности по подложным документам пытался купить морфий в фармацевтической компании «Меррил драг компани», продал украденных в Форт-Уорте лошадей и пр., но приговор он получил именно за двукратную продажу одного и того же участка земли разным покупателям. Сокамерник называл себя Генри Холмсом, но в приговоре суда его именовали Генри Праттом. В голове этого человека роились сотни оригинальнейших планов быстрого обогащения — этим-то он и стал интересен Хаджспету. Для реализации одного из многих своих планов Пратту-Холмсу нужна была поддержка опытного юриста. Хаджспет имел доверительные отношения с адвокатом Джептой Хау, дорогим и уважаемым в Сент-Луисе специалистом по уголовному праву. Марион предложил «свести» Холмса с адвокатом и подобающим образом представить дружка, но взамен потребовал оплатить эту услугу. Холмс пообещал в случае успеха дела передать Хаджспету 500$ — прямо скажем, очень неплохая плата за посредничество! Что именно Холмс хотел предложить адвокату, Хаджспет в тот момент не знал; ему было известно лишь то, что речь должна была пойти о хитроумном страховом мошенничестве: Хау должен был дать квалифицированную консультацию и, возможно, принять какое-то участие в преступной комбинации. Итак, Холмс через Хаджспета познакомился с Хау и спустя несколько недель благополучно вышел на свободу (кстати, помогла ему в этом молодая красивая жена, договорившаяся с истцами по другим криминальным эпизодам). Хаджспет остался сидеть в тюрьме и более со своим сокамерником не встречался.
Так звучало начало истории. Что же последовало далее?
Минули полгода. Хау периодически приезжал к своему клиенту, рассказывал разные новости. Из рассказов адвоката Хаджспет понял, что Холмс вроде бы отказался от намерения провернуть страховое мошенничество. И вдруг в начале октября 1894 г. Джепта Хау появляется в тюрьме и со смехом рассказывает Хаджспету о том, что «дельце удалось». Оказалось, что Холмс, выдав своего безработного дружка-алкоголика за помощника адвоката, застраховал его в Чикаго аж на 10 тыс.$, а через пару месяцев, раздобыв бесхозный труп, предъявил страховой полис к оплате в Филадельфии. Хау подтвердил представителю страховой компании, что умерший работал у него помощником, а Холмс организовал «опознание» трупа. Самым хитроумным в этой истории было то, что Холмс для опознания привлёк еще и ребёнка, якобы 14-летнюю дочь умершего! Присутствие ребёнка сняло все подозрения страховщиков. Дело было сделано безукоризненно чисто; Джепта Хау был очень доволен тем, что ему, по его словам, «фактически не пришлось нарушать закон»: под протоколом опознания он не подписывался, а значит не лжесвидетельствовал, а на работу в свой офис он может принимать кого угодно, тут его ни в чём обвинить нельзя. Хау сказал, что получил от Холмса 2,5 тыс. долларов — это был самый большой в его жизни разовый гонорар.
Марион Хаджспет, понятное дело, захотел получить те самые 500$, которые Холмс не так давно обещал ему выплатить в случае успеха своего предприятия. Хотя Марион сидел в тюрьме, он сумел сделать так, чтобы в тот же вечер в адрес Генри Холмса ушла телеграмма, в которой последнему предлагалось в течение одной недели либо лично вручить деньги Хаджспету, либо сделать это через адвоката. Хаджспет честно выждал неделю, затем вторую и, убедившись, что денег он не получит, обратился к тюремному начальству.
Из Сент-Луиса в адрес управления полиции Филадельфии немедленно ушла телеграмма, в которой сообщались детали сделанного Хаджспетом заявления и содержалась просьба об их проверке. Дальнейшее представить несложно: полиция Филадельфии проинформировала страховую компанию «Fidelity Mutual Life» о том, что появились сведения о возможном мошенническом присвоении страховой выплаты. Страховщики со своей стороны попросили провести полноценное расследование обстоятельств смерти Бенджамина Перри. Этим занялся детектив Фрэнк Гейер (Frank Geyer).
Прежде всего, он встретился с доктором коронерской службы, производившим вскрытие трупа Бенджамина Перри, звали его, напомним, Уилльям Скотт. Детектива интересовали детали, не попавшие в официальный акт. Анатом сообщил, что его до некоторой степени смутило расположение трупа адвоката Перри, который казался умышленно пододвинутым к окну таким образом, чтобы на него попадал солнечный свет. Если Перри, он же Питезель, действительно почувствовал себя плохо возле стола, то там он и должен был упасть; тело же оказалось несколько в стороне. В общем, в положении трупа чувствовалась какая-то постановка, неестественность, хотя ощущение это было сугубо интуитивным и недоказуемым.