Всю дорогу назад в гарем мое сердце колотится так сильно, что, кажется, сейчас я почувствую его на языке. Оно пляшет в грудной клетке, срывается и пытается пробить ее. Немного замедляется, а потом разгоняется с новой силой. Если отец успел заметить этот контакт, он навечно запрет меня в комнате, а Фоули перестанет быть его партнером. Это плохо, потому что у них большой бизнес, и папа не заинтересован в поиске нового партнера. Так что мне, как приличной мусульманской девушке, надо забыть этот взгляд. Только вот как?!
Ночью я просыпаюсь от того, что очень четко вижу перед собой эти глаза. Самое интересное, что лица я не запомнила. Мужчина и мужчина, ничего особенного, видимо. А вот глаза. Даже не они, а взгляд… Такого со мной еще не случалось. Возможно, потому что я не смотрю мужчинам в глаза, это запрещено. А тут прямой контакт. В самое сердце.
Вспомнилось, как мы тогда разговаривали на островах. Я была такая маленькая и глупая, позволившая себе мечтать о взрослом парне, который наверняка смотрел на меня, как на ребенка. Зато мне не удалось забыть его за эти пять лет. Мне казалось, что я чертовски смелая, если смогла заговорить с парнем и не рассыпаться по песку мелкой крошкой. Сейчас же, когда я считаю себя на самом деле отважной, раз собираюсь противостоять отцу или мужу в попытке добиться получения образования, схожу с ума от стыда за один только взгляд. Но какой же это был взгляд! Даже если отец узнает о нем и решит наказать меня, заперев до самого замужества, я все равно не пожалею об этом коротком, на первый взгляд, невинном контакте. Потому что он будоражит, заставляет мою кровь бурлить. Ничто и никто никогда не заставлял меня так чувствовать себя. Пожалуй, после сына Фоули никто.
Малоун.
Красивое имя. Ему оно идет. На первый взгляд, мягкое, но в нем чувствуется стержень, сила. Не в парне – в имени. Парня я совсем не знаю.
Перевернувшись набок, беру с тумбочки планшет и залезаю в интернет. Хочу прочитать про это имя. Помня о том, что отец периодически проверяет историю моего браузера, предусмотрительно нажимаю на окно инкогнито. Чувствую себя еще более взбудораженной, потому что делаю нечто запретное, за что меня наверняка ждет кара. Прости меня, Всевышний, я слаба.
«Успешный, обладающий природным магнетизмом, – это точно, – амбициозный и целеустремленный». Не знаю почему, но даже эта информация вызывает дрожь по телу. Я как будто уже знаю этого парня и точно могу сказать, что каждое из этих слов – правда. По крайней мере, про природный магнетизм могу подтвердить с уверенностью. Один взгляд на младшего Фоули – и все, я пропала.
Переворачиваюсь на спину и смотрю на тени, набегающие на белоснежный потолок. Занавеска, танцующая на ветру, выписывает на нем замысловатые узоры, которые я невольно пытаюсь представить в виде каких-нибудь животных. Но получаются только птицы. Вот орел пролетел, а следом за ним, широко распахнув крылья, медленно парит сова.
Снова переворачиваюсь, утыкаясь лицом в подушку. Сна ни в одном глазу. Можно было бы спуститься за теплым молоком, но теперь мне страшно выходить из гарема. Как будто Малоун поджидает меня где-то за углом, чтобы утянуть в пучину пороков и греха. Глупость какая! В конце концов, я в своем доме! Могу ходить там, где хочу! А гостям вообще положено спать в это время. Бросаю взгляд на часы на телефоне. Час ночи. Все точно спят, даже слуги, так что я вполне могу спуститься вниз.
Встаю с кровати и накидываю на себя длинный шелковый халат. Перебрасываю косу через плечо и тихонько выхожу из комнаты. Крадусь по дому на цыпочках, чтобы никого не разбудить. Я даже бабуши не надела, чтобы не щелкать задниками в тишине коридора. Правда, пол холодный, и надо было хотя бы мягкие тапочки, наверное, надеть, но уже поздно. Быстро сбежав по лестнице, я юркаю в узкий коридор перед гостиной и вхожу на кухню через так называемый черный вход. Раньше этот коридорчик использовался, чтобы слуги могли сновать по дому незаметно. Мама рассказывала, что во времена, когда у отца был настоящий гарем – что совершенно шокировало меня, – здесь жило очень много людей, штат прислуги насчитывал около тридцати человек. Сейчас же у нас работают только Тина, распорядительница гарема Хая, пять служанок, два слуги мужского пола и две кухарки. Вот и все. Мама говорила, что Шуджа – папин помощник – раньше был распорядителем гарема, скорее даже управляющим дома, но сейчас он приезжает редко, в основном они с папой встречаются в городе. Потому что, как говорит папа, наш дом – это крепость, и работать нужно за ее пределами.
На кухне непривычно тихо, но, как всегда, пахнет сладкой выпечкой и свежезамешанным тестом. Оно скрывается в высоких мисках под чистыми полотенцами. Кухарки всегда замешивают его на ночь, чтобы на завтрак у нас были пышные сладости, тающие во рту. Мама рассказывала, что полюбила их после моего рождения. Но я не налегаю на эти вкусности, потому что вмиг наберу пару лишних килограмм. Когда мне было шестнадцать, я две недели лопала сладости, а потом сидела на овощах, пока не пришла в норму. Больше я не экспериментирую со своей фигурой, она нравится мне такой, как есть.