– Тот, кто ударил вас по голове, еще плеснул вам в лицо кислотой.
– Зачем?
– Не знаю, Марина.
– Меня ведь хотели убить?
– Думаю, да.
– Зачем тогда кислота?
– Следствие тоже не знает… Впрочем, ваше лицо почти обычное. Бывают лица и похуже.
– Иван Григорьевич, – произнесла она. – Этот факт мне пришлось вытягивать из вас клещами. Неужели вы думали, что после всего, что со мной произошло, меня это сильно огорчит?
– Вы же девушка.
– Я не девушка, Иван Григорьевич. Я особенное существо. У меня нет памяти, меня пытались убить, а мой отец покончил с собой. Такие существа, как я, собственной красотой не озабочены.
– Это вы сейчас так говорите, Марина. Все наладится. Вы станете интересоваться и лицом. И это будет правильно. У вас достаточно денег для того, чтобы сделать эту проблему несущественной. Пригласите меня на свадьбу?
– Обязательно. А теперь принесите мне зеркало.
Оно у него уже стояло наготове за дверью.
Марина ожидала увидеть что-то чудовищное, но увидела просто неприятное, как бы изъеденное оспой лицо. Ужасно в нем было только то, что оно совсем не походило на те фотографии, которые ей уже показали. На снимках было ее лицо до покушения, оно тоже не было красивым, но к нему она уже привыкла.
Здесь все было совсем другое.
– И нос другой, и глаза… – сказала она, не отрывая взгляда от зеркала. Ей было очень неприятно смотреть, но она хотела, чтобы главврач увидел, какой у нее сильный характер.
– Делали операции, – он чуть поморщился.
– У меня еще один вопрос… Вторая жена моего отца. Я так понимаю, что они не успели развестись. Где же она теперь? Живет на улице 1905 года?
– В завещании был один пункт… Понимаете, у вас в тот момент, помимо отца, было трое родственников. Мать, бабушка по линии матери и мачеха. В завещании, которое Королев составил незадолго до своего самоубийства, каждой из них в случае его смерти полагалось некоторое имущество. Оно было небольшим, основной наследницей, разумеется, были вы. Вашим лечением должен был заниматься фонд. Но Королев считал, что необходим контроль со стороны родственников. Больше всего он доверял теще – вашей бабушке. Но она, к сожалению, была очень больна и умерла от инфаркта еще до его самоубийства. После этого было бы логично доверить контроль вашей матери. Но вы уже знаете, что она наркоманка. Правда, Королев попытался решить этот вопрос. Если бы она уехала из Испании, развелась с мужем и прошла курс лечения в нашей же клинике, то имела бы право принять контроль на себя. За это она получала бы десять тысяч долларов в месяц. Но она не приехала. Оставалась мачеха. Для нее десять тысяч долларов в месяц были очень большими деньгами…
– Она согласилась?
– Да. Она контролировала ваше лечение в течение двух лет.
– Рискованное дело – поручать мачехе лечение падчерицы.
– Нет, не рискованное. Во-первых, она не лечила, а была только для подстраховки. Во-вторых, в случае вашей смерти она ничего бы не унаследовала. Так было составлено завещание. Тот, кто за вами следил, автоматически исключался из списка дальнейших наследников. Он получал десять тысяч долларов в месяц и больше ничего. Королев считал, что это хороший стимул и крепкий крючок. Думаю, что ваша мать отказалась следить за вами еще и поэтому.
– А сколько она получила бы в случае моей смерти? И вообще, кто был в списке моих наследников?
– Не знаю. Вы же не умерли. Кроме того, у меня есть подозрение, что Королев сказал неправду. И его вторая жена тоже бы что-то получила. Он просто хотел держать ее в узде. Для таких, как она, это необходимо.
– Ну и как, расчет оправдался? Она следила за мной хорошо?
– Говорят, что при прежнем главвраче она приходила не реже, чем два раза в неделю.
– Где же она сейчас? Я пока не видела здесь сногсшибательных красоток.
Иван Григорьевич молчал, глядя в зеркало, как и Марина. Он видел в зеркале странную маску, покрытую оспинами. Его вдруг пронзила мысль, что глаза, в которые он сейчас смотрит, – какие-то другие, не такие, как у всех. В них нет никаких воспоминаний, ни счастливых, ни стыдных, нет ни одной эмоции, которая была бы старше одного месяца. Есть ли в них в таком случае душа?
– Так где моя мачеха? – спросило лицо в зеркале.
– Она исчезла… – неохотно произнес он. – Пропала полтора месяца назад… Как сквозь землю провалилась.
9
Уже третий месяц продолжался курортный сезон. Городок был забит туристами. На пляже не протолкнуться.
Несмотря на жару, с моря пришло холодное течение, и вода в районе Марбеллы была не больше восемнадцати градусов. Купаться осмеливались не все.
Вдоль берега тянулась полоса недорогих ресторанов. Там на каждом столе в небольших кувшинчиках стояла обязательная сангрия, в ней плавали ошметки фруктов. Пахло креветками в чесночном соусе. Сытые люди ковыряли зубочистками в зубах и блаженно щурились, глядя в морскую даль…
Чуть в стороне от отелей находились резиденции: многоквартирные дома с бассейнами, садами и охраной. Большинство владельцев здесь были иностранцами. Незадолго до введения евро Испания хорошо воспользовалась всеобщей истерией. Многие граждане захотели тогда пристроить свои неучтенные деньги. Испания начала возводить недвижимость по всему побережью, а воры начали ее скупать.
Об этом все знали: и люди, и полиция, и власти. Но скупка краденого – давняя европейская традиция. Европа никогда ничем не брезговала: брала и алмазные короны свергнутых царей, и золотые коронки сожженных евреев. Взяла и эти деньги: нефтяные, наркотические, оружейные, бюджетные. На них хорошо росли испанские дома. Их хозяев можно будет приструнить когда надо. На смену скупке краденого всегда приходят времена, когда деньги уже не важны. Они надежно зарыты в фундаменты городов и банков, теперь можно поиграть в благородство. Покаяться, заклеймить черный нал или зверства фашизма. Делать хорошую мину при плохой игре – еще одно европейское ноу-хау.
Русские тоже покупали недвижимость в Испании. Кто победнее, ехали в Торревьеху – полоску пустыни, находящуюся между морем и соляными озерами. Чтобы покупали активнее, им обещали хорошую жизнь и получение гражданства. Адвокаты, как обычно, обманывали, но эти люди не прогадали: их квартирки и дома потом поднялись в цене.
Более богатые ехали на границу с Францией или в Марбеллу.
Здесь были квартиры на любой вкус. Маленькие и относительно дешевые или огромные, с мраморными полами и трехсотметровыми террасами. В любой квартире была укомплектованная кухня и вид из окна, о котором в России можно было только мечтать: если не море, то гора, если не апельсины на ветках, то хотя бы глицинии. В большинстве домов был свой бассейн и спортивный зал.
За резиденциями находились виллы. Здесь жили солидные люди, встречались даже голливудские персонажи, но они, как правило, скрывались за заборами и публичности не любили.
Один из таких персонажей – на самом деле, сценарист средней руки – в конце концов не выдержал. Этот запах сводил его с ума! Он уже вызывал чистильщика бассейна, потом сантехника, потом травильщика крыс. Все они признавали, что запах есть и что это может быть загнившая вода, или утечка в канализации, или сдохшая под полом крыса. Но ничего не находили.
Тогда сценарист позвонил в соседний ресторан и спросил, не выбрасывают ли они пищевые отходы за его забор. Там страшно изумились такому предположению.
Сценарист был детективщиком и, видимо, поэтому на четырнадцатый день мучений все-таки догадался предположить самое невероятное, но имеющее непосредственное отношение к его профессии.
Конечно, трудно было вообразить, что здесь, в этой спокойной Испании, в нашпигованной полицейскими Марбелле… Но он позвонил в участок.
Они приехали быстро и тут же стали стучать в ворота соседней виллы. Им никто не ответил. Полицейские знали, что хозяйка дома – русская, у них была также информация, что она наркоманка. Вот уже больше года поступали сведения, что эта женщина пользуется героином, впрочем, нерегулярно. Она считалась психически неустойчивой, и соседи с другой стороны, которые, в отличие от голливудского сценариста, проводили в доме не меньше трех месяцев в году, раньше часто жаловались на скандалы между хозяйкой и ее мужем. У полиции была информация, что этот муж давно уже выехал из Испании в Соединенные Штаты Америки.