Во всяком случае, взяв на себя роль простого повествователя, мы отмечаем тот факт, что в течение одного месяца внимание, предупредительность и любезность Антуанетты обратились к трем разным объектам.
Амори, Рауль и Филипп имели каждый свой черед и были подобны византийским императорам, чья история делилась на периоды взлета, упадка и невзгод.
Амори, появившийся первым, царствовал с первого числа месяца по десятое, Рауль с одиннадцатого по двадцатое, Филипп с двадцать первого по тридцатое.
Расскажем подробно об этих странных поворотах судьбы и удивительных революциях: пусть более проницательные читатели и читательницы попробуют объяснить их; мы же попросту расскажем о происходящих событиях.
Амори имел полный успех первые четыре вечера. Рауль, очень воспитанный молодой человек, оставался неизменно вежлив и остроумен. Филипп же выглядел совершенно бесцветным рядом с этими блестящими кавалерами.
Антуанетта была очаровательна с первым, любезна со вторым, вежлива, но холодна с третьим.
Когда партии для игры были составлены, а любители поговорить устраивались на сиденьях, Амори всегда занимал кресло рядом с Антуанеттой, и часто во время общего разговора они вели свою тихую задушевную беседу.
И это еще не все! Однажды Антуанетта случайно упомянула итальянскую книгу «Последние письма Джакобо Ортиса», которую она хотела бы почитать. Амори имел эту книгу и очень ею дорожил, однако на следующий день он приехал, чтобы передать книгу миссис Браун. Но так получилось, что, войдя в прихожую, он увидел там Антуанетту. Разумеется, пришлось обменяться несколькими словами.
Потом появился альбом, который следовало помочь украсить знаменитыми автографами. Затем Амори забрал у Фромана Мериса, умелого ювелира, этого Бенвенуто[85] девятнадцатого века, браслет, который тот никак не мог закончить, и с триумфом принес его девушке.
Наконец, однажды вечером Амори вертел в руках железный ключик и машинально положил его в карман. И на следующий день был вынужден как можно раньше ехать возвращать его. Разве не мог ключ потребоваться Антуанетте?
И это, однако, еще не все.
Во время своего путешествия по Германии Амори не завел ни одного знакомства в тех местах, где он проезжал, и ему не представилось случая сесть на лошадь, вернее, сесть на хорошую лошадь. Амори же был одним из самых замечательных наездников Парижа, он любил верховую езду, как любят любое упражнение, в котором преуспевают.
И каждое утро Амори выезжал на своем верном Стурме. Так как он уже привык к этой дороге (Амори или Стурм — кто знает?), ему было достаточно отпустить поводья, и Стурм выбирал знакомый путь.
Антуанетта вставала раньше, чем бедная Мадлен.
Поэтому почти каждое утро Амори видел Антуанетту у того самого окна, из которого она наблюдала его отъезд с господином д'Авриньи. Амори обменивался с ней взглядом, улыбкой или приветственным жестом, потом Стурм, давно выучивший свой урок, шел шагом до конца улицы. Затем, не ожидая ни хлыста, ни шпор, он сам пускался в галоп, то же самое повторялось на обратном пути, Амори не трогал поводья: Стурм был необычайно умной лошадью!
Дело в том, что Амори после этой долгой зимы, проведенной в Германии, чувствовал, что его сердце оттаивает и оживает, а сам он словно заново рождается на свет.
Амори не мог бы точно назвать причину своей радости, но он был счастлив, он начинал поднимать голову, так долго склонявшуюся от горя и отвращения. Он относился теперь к жизни со странной снисходительностью, а ко всем людям с безграничной доброжелательностью.
Но в последний день его опьянение рассеялось.
В этот вечер Амори был более внимателен и любезен с Антуанеттой, чем когда-либо. Их уединенные беседы возобновлялись чаще и продолжались дольше, чем обычно.
Граф де Менжи, казалось бы, поглощенный игрой, ничего не упускал из виду, и когда игра закончилась, он увлек Антуанетту в угол гостиной и тихо сказал, целуя ее в лоб:
— Почему вы скрыли от нас, маленькая лицемерка, что безутешный Амори, с его повадками опекуна, влюблен в свою воспитанницу, и что под видом брата в нем прячется влюбленный? Черт побери! Он не настолько стар, чтобы его принимали за Бартоло[86], а я не настолько глуп, чтобы играть роль Жеронта[87]… Ну хорошо, хорошо, вот вы и заволновались! Но он прав, если любит вас!
— Это неверно, господин граф, вы ошибаетесь, — ответила Антуанетта твердо, несмотря на бледность, внезапно покрывшую ее лицо, — это не может быть правдой, потому что я не люблю его.
85
Челлини Бенвенуто (1500–1571) — великий итальянский скульптор, ювелир, писатель. Представитель маньеризма. Виртуозные по мастерству ювелирные изделия («Солонка Франциска I» и т. д.).
86
Бартоло — ревнивый и подозрительный опекун молодой девушки Розины, персонаж комедии Бомарше «Севильский цирюльник». Бартоло — комический персонаж старинных французских комедий, недалекий, упрямый, скупой и легковерный старик.
87
Жеронт — буржуа, отец Люсинды, действующее лицо комедии Мольера «Лекарь поневоле». Люсинда, вопреки воле отца, любит Леандра.