Мадара вновь передал чашу ей, и Анко заварила лёгкий чай для каждого в отдельной чашке. Когда она закончила с этим и с новыми поклонами передала гостям чай, Мадара, сделав глоток, первым нарушил молчание:
— Этот домик кажется мне знакомым.
— Он — копия того, в котором мы пили чай после заключения мира между кланами, — тут же ответил Хаширама, довольно щурясь. — Я рад, что ты вспомнил.
— Я вспомнил лишь то, что прежде видел его, — не упустил шанс обломать его Мадара, но добавил: — Хотя, признаю, ты постарался.
— Не я один, — покачал головой Первый Хокаге. — Спасибо вам, Мадара, Тобирама, Анко; мне в самом деле в последнее время не хватало напоминания о доме. И Итачи, конечно, его тоже стоит поблагодарить… почему вы его не позвали?
— Мал ещё для нашей компании, — чопорно возвестил Мадара, но было ясно, что он шутит.
Хаширама посмеялся над этим, скосил глаза на брата — Тобирама с хладнокровным видом пил чай, думая о своём, — и поднял взгляд на свиток в токонома.
— Неугасимый огонь в сердце — великая ценность, — прочёл он, и в его устах слова ожили, преисполнились смысла. — Верно подмечено, Анко.
— Завещанная вами Воля Огня поколениями поддерживает шиноби Конохи, — ответила Анко, хотя лично для неё эта фраза значила и другое: являясь шиноби, не теряй человека внутри.
Первый Хокаге улыбнулся ей едва ли не с отеческой заботой — она чувствовала, что он понял. Анко улыбнулась в ответ и сменила тему:
— Ваш столик получился очень изящным, Хаширама-сама.
Первый едва ли не раздулся от гордости, и было от чего — форма и фактура стола в самом деле прекрасны. Мадара наклонил голову к плечу, чтобы рассмотреть один из рисунков на поверхности под определённым углом.
— Это что… дерево?
— Это цапля, — поправил Первый.
— А это чьи-то кишки, развешанные на ветвях?
— Это цветы сакуры! — Хаширама насупился, и Анко стоило определённого труда сдержать смех. — Мадара, если ничего не понимаешь в живописи, не берись судить!
— Справедливости ради, брат, я тоже вначале подумал, что это кишки, — подал голос Тобирама.
— Как же я рад, что вы хоть в чём-то солидарны, — пробурчал Хаширама и повернулся к Анко; она ответила:
— Я тоже вижу сакуру, Хаширама-сама.
— Ещё бы, — Мадара пренебрежительно поджал губы, но долго не выдержал под проникновенно-осуждающим взглядом друга и принялся за чай.
После они ещё долго разговаривали вчетвером — конечно, больше разговаривали Хаширама и Мадара, а Тобирама и Анко почти всё время молчали и слушали. Это было так хорошо и приятно: просто молча сидеть в пропахшем деревом и чаем домике, слушать рассуждения о мире легендарных шиноби, ощущать, как спокойно, размеренно разливается их невероятная, в бою убийственная чакра: тёплая и словно напоенная летним солнцем — Хаширамы, холодная и колкая — Тобирамы, рокочущая, как океан, — Мадары. Анко была достаточно хорошим сенсором, чтобы ощущать волшебство момента; она проникалась им и испытывала уверенность, что даже спустя годы и десятилетия не забудет эту ночь, в которую была хозяйкой для великих основателей Конохи.
Поэтому так печально, что всё подходило к концу. Когда в разговоре повисла долгая пауза, Анко извинилась и покинула чайный домик — давала сигнал, что церемония окончена. Некоторое время вновь, как и вначале, она стояла одна, а после, когда шиноби вышли, поклонилась каждому из них.
Теперь всё и правда завершено.
Тобирама, вновь использовав Хирайшин, доставил её в потайной ход, располагавшийся в коридоре, смежном с тем, где находились покои куноичи. Коротко поблагодарив её — его тихое одобрение читалось в слегка смягчившемся взгляде, — Тобирама вернулся в Тайную комнату, а Анко добралась к себе и заперла дверь, прижалась к ней спиной.
— Фу-у-уф… — шумно выдохнула она.
— Устала?
Анко вздрогнула от неожиданно прозвучавшего голоса — то ли она так расслабилась, то ли он старательнее обычного скрыл свою чакру.
— Эта усталость приятная, — ответила Анко и не могла не спросить: — Зачем ты здесь?
— Чтобы закончить нашу игру, — Сасори вышел из тени, начинавшейся за порогом спальни, и приблизился к куноичи, — а также признать, что она получилась не такой весёлой, как я рассчитывал.
— Даже ты можешь порой ошибиться в расчётах, — заметила Анко без желания задеть. Пока ещё пребывающая во власти чая, она не хотела гасить теплящийся в груди огонёк гармонии пикировкой с Сасори.
Странно, но он, кажется, не возражал побыть сегодня не скорпионом, а человеком. Взмахнув палочкой, кукловод развёл в камине огонь — теперь, ночью, в комнате похолодало, — и они с Анко сели в кресла напротив друг друга.
— Начинай ты, — предложила Анко, откидываясь на спинку кресла и с удовольствием располагая руки на подлокотниках.
— Как угодно, — согласился Сасори. — Первым я буду называть донора материала, вторым — реципиента. Итак, твой выбор пал на Итачи и Долорес, Гарри Поттера и Джинни Уизли, Северуса Снегга и Пэнси Паркинсон.
— Да, всё верно, — расслабленно откликнулась Анко. Она была согласна с Сасори, игра вышла не самой весёлой, да и не слишком-то сложной. — Как ты угадал последнюю?
— Мисс Паркинсон отвратительно проявила себя на уроке, однако попросила отработку не у меня, а у профессора Снегга.
— А так можно?
— Нет. Это и навело меня на мысль.
— Логично, — усмехнулась Анко и сама без напоминания возвестила: — Ты выбрал Гарри Поттера и Чжоу Чанг — даже удивительно, как на бедном Гарри наши мысли сошлись, — Ирму Пинс и Аргуса Филча, а что касается третьей пары… — она ненадолго задумалась. — Дей и Хината, да?
— Как? — только и спросил Сасори. Следовательно, в яблочко.
— Хината почти никогда не целует его при всех, уж точно не первая, — поделилась Анко наблюдением, — а сегодня я раза четыре подобное замечала. А ещё взгляд в стиле Второго Хокаге, которым Хината одарила Лаванду Браун, решившую поприжиматься во время разговора на перемене к Дейдаре.
— Что ж, выходит, у нас ничья, — скучающим и полным не оправдавшихся надежд тоном резюмировал Сасори. — Неужели в самом деле придётся идти, как ты выразилась, «тыкать каппу палкой»?
— А может, немного страсти — и спать? — предложила Анко, распуская причёску, и встряхнула головой. — И да, я сегодня добрая, так что обещаю: если останешься ночевать тут, я не буду пытаться прирезать тебя поутру.
— Без этого не так интересно, — возразил Сасори; поднявшись из кресла, он протянул ей руку. — Мы оба знаем, что не убьём друг друга, не здесь, в этом замке, по крайней мере. Но пробовать и пытаться нам ничто не мешает, согласись.
— И меня это крайне радует, — вполне серьёзно ответила Анко, опираясь на его ладонь и поднимаясь. — Без огня и опасности шиноби хиреют.
— Сегодня вечером ты мало походишь на шиноби, по крайней мере в привычном смысле, — произнёс Сасори, без стеснения обводя её взглядом с головы, с разрушенной причёски, до ступней в носочках и сандалиях. — С другой стороны, это многое объясняет, в частности причины твоей успешности как шпиона.
— Ты в самом деле хочешь сейчас говорить об этом? — Анко сделала последний разделявший их шаг и встала вплотную к Сасори. Хотелось его огня — опасного, но в то же время замечательно согревающего. Потому что в душе, из которой ускользало тепло церемонии и неспешной беседы с интересными людьми, вновь разливался обжигающий, мёртвенный холод.
— Лишь отмечаю твои таланты.
Он развернул её одним движением; левой рукой обхватив Анко поперёк талии, прижимая спиной к своей груди, правой Сасори скользнул между её ног, ловко пробираясь меж складок кимоно. Накрыв его руки своими, Анко повернула голову и ощутимо, до крови укусила его за губу, но Сасори только увлёк её в поцелуй, скользя по бедру пальцами. Тихо застонав в поцелуй, Анко завела руку за спину, прошлась ладонью по напряжённым мышцам его живота, чувствующимся под рубашкой, и потянулась ниже.