Серафиме Андреевне Лебедевой косметика была не нужна. Она относилась к тому типу женщин, которые не пытаются удержать молодость, и потому потерявшая к ним интерес старость почти не задевает внешность.
«Голден делишес», — вспомнила Лена замысловатое название сорта. За зиму яблоки набирали сладости и на вкус становились медовыми. По утрам бабушка протирала плоды белым вафельным полотенцем, укладывала в плетеную вазу-корзинку и ставила на стол. Кухня наполнялась пряно-карамельным ароматом. Жёлтый цвет до сих пор ассоциировался у Лены с этим запахом.
Высокое здание с выпуклым фасадом внешне выглядело неприступной стеной, но на деле оказалось гостеприимным, уютным домом с чистыми лестничными площадками и кремовыми стенами, увешанными картинами и горшками с извивающимся плющом.
— Раньше здесь консьержка была, потом решили, что это лишнее, повесили камеру. А разве камера надёжней? — открывая дверь, сокрушалась Серафима Андреевна, стараясь справиться с внутренним страхом. — Вы первая заходите. Что-то у меня ноги идти отказываются.
Яркое солнце, легко просачиваясь сквозь золотистую органзу, заливало паркетный пол гостиной охрой апрельского света. От зелёного цвета штор и кремового бархата дивана веяло не показной роскошью, а изысканностью вкуса. В квартире царили идеальный порядок и чистота, но, невзирая на это, ощущения «необжитости» ни возникало.
— Серафима Андреевна, посмотрите внимательно, есть ли в квартире следы, указывающие на то, что ваша дочь вчера здесь была?
— Следы? А какие могут быть следы? Она по дому в сапогах ведь не ходит.
— Я имею в виду следы не в буквальном смысле, а… что-то такое… что может… ну одежда, например, в которой она у вас была. Посмотрите на вешалке, в шкафу, в ванной. Если она была дома, то наверняка, переодевалась, загляните в урну с грязными вещами. Надо определить, была ли она вчера в квартире. Заодно проверьте, не пропало ли чего из личных вещей, драгоценностей, например.
Серафима Андреевна в сопровождении Рязанцевой неторопливо обошла все помещения, но никаких результатов осмотр не дал. Последней на пути была спальня.
— Вроде бы всё на месте. Вещей — тех, в которых она у меня была, я не вижу. — Женщина погладила рукой нежно-розовое покрывало и бросила взгляд на сверкающий чистотой глянец столика трюмо. — Кольцо!
— Что? — Лена не сразу заметила надетое на флакончик духов золотое обручальное кольцо.
— Она его никогда не снимала! Оно ей было немного велико, и она сверху надевала ещё одно с изумрудиком, но его я не вижу. Странно.
— Когда Вероника вас навещала, на ней было обручальное кольцо?
— Я не помню. Внимания не обратила. Она ведь и побыла-то всего полчасика.
— Серафима Андреевна, а у вас телефон Дмитрия Королёва есть? Надо с ним связаться, может она к нему уехала?
— Нет у меня его телефона, — сердито отозвалась женщина, — зачем он мне. Мы с ним не общаемся. И ни Королёв он никакой, а Пирожников.
— Как Пирожников?
— А так. Королёвым он себя сам нарёк. Пирожников — не так благозвучно на слух, по его мнению, а он же артист, — сделала акцент на последнем слове Серафима Андреевна и презрительно скривилась. — У него роли героев. Как будто Пирожников не может играть героя.
— Не любите вы зятя, я вижу.
— А за что его любить? Да и зачем мне? Достаточно, что Верочка его любит. Эх, не зря говорят — любовь зла — полюбишь и козла.
— А могла Вероника к нему уехать?
— Нет. Вместо премьеры? Нет. Она, конечно, его очень любит, но не до такой же степени. Театр для неё святое. Тем более премьера.
— Серафима Андреевна, вам надо будет завтра с утра прийти к нам в отделение и написать заявление о том, что ваша дочь пропала. Тогда мы начнём её поиски.
— Завтра? Нет, нет. Я здесь не останусь. Мне страшно. Поеду домой, в Починки. А можно я заявление сейчас напишу, а вы сами его отнесёте? — Женщина умоляюще глядела на Лену, и сердце девушки дрогнуло.
— Хорошо. Пишите.
Глава третья
Дверь стремительно распахнулась. Первая мысль, которая возникла у Махоркина — «сквозняк», — но огненная голова в проёме заставила передумать — «обычный пожар», — он улыбнулся.