Даша вынула телефон и увидела чье-то сообщение… опаньки, номер Карины. Записала сказанные прерывающимся голосом цифры, хотела в поле «имя» после «Эльвира» добавить «повелительница тьмы». Не стала. Девушка поднялась, и вдруг стиснула ее ладонь горячей ручкой.
Ушла, видимо успокоенная. Ну, ящер, если вздумал обидеть такого ребенка…
Сообщение краткое — «В сером пуховике ждет у входа». Конспираторы хвостатые. Ладно. Даша накинула любимую золотую куртку, подарок Майи, на лиловый брючный костюм, и открыла тяжелую застекленную створку.
Человек был.
Не Карина и не Андрей. Морщинистый, азиатского вида старичок, ниже Даши на две головы, давно нестиранный пуховик туальденорового цвета до колен, безразмерные теплые штаны и то ли валенки, то ли чуни с калошами. Вот это прислала красавица-лиса?
Старичок смутно напомнил ей доброго знакомого, когда снял странную бурую полукепку-полушапку с редким серым мехом сосульками. «На рыбьем меху», говорила бабушка.
— Вы ведь Дария-сама?[89] — надтреснутым высоким голосом спросил он, кланяясь поясно и молитвенно складывая сухие желтые руки с шапокляком.
— Ну да, сама и есть, здравствуйте.
— И вам здравствовать тысячу лет, прекраснейшая. Я с маленьким-маленьким делом. Вы интересовались одной девушкой, той, кто совершила огненное дзигай[90]. Вот, я увидел ее в вашем большом магазине, очень большом, на перекрестке, «светлая…»
— «Солнечная площадь»? — у Даши похолодело в животе. Там толпы народу сейчас, новогодние распродажи и подобная муть.
— Точно! Она сидела на втором этаже, в большом холле, где много кисатэн. Кафе. Если поспешите, застанете ее.
— Уверены она?
— Госпожа Цан-сама дала нам полнейший портрет… и еще одна примета.
— Да?
— Она пахнет огнем и пеплом.
— Скажите госпоже Цан… — Даша помедлила, да, я безоружна… не тащить же через охранников тазер, только как способ самоубийства, один идиот с пистолетом уже хотел ее убить. Именно. Безоружна и кругом люди, свидетели… можно попробовать узнать, чего она, дьявол ей папаша, хочет. — Скажите, я еду туда, узнать больше. Пусть оповестит всех… на всякий случай.
— Будет исполнено, Дария-сама, — дедок закивал и как-то по-звериному скривился, показав мелкие желтоватые… клыки, не иначе. — Очень отважно, очень. Гомэн кудасай[91], но я с вами не пойду… хотя желаю успехов от всей моей бедной хары. Сочиню хокку о вашем подвиге.
Он согнулся, из-под пуховика (Даша замигала) махнула пушистая тень, словно бы третья нога… и небольшая, похожая на енота, но буровато-бусая, без полосатого хвоста и черной бандитской маски, зверушка метнулась в ближайший палисадник. Да чтоб вас, нечисть.
Она уже заводила свой «Миник», звоня звуковику:
— Миша, это Дарья. Прости, сверхважное дело, убегу… на час-два. Ты своди то что уже понаписали, все равно у меня теперь голос гиены в климаксе. Ну извини, правда. Коньяк с меня за вредность.
Если будет кому тот коньяк купить, подумала она как-то посторонне, неглубоко. Ехать тут недалеко, несколько кварталов… и пробок сейчас нет.
На просторной парковке места было полно. Даша остановила «Миника» у столба освещения, как привыкла, чтобы не искать. Погладила глаз-фару на прощанье и быстро зашагала ко входу. Мигая от почти весеннего солнца.
У облицованных искусственным светлым мрамором стен остановилась на минуту, достала телефон… нет, только сообщением. Сейчас голоса не надо. Набрала и отправила Данилу «На втором этаже «Солнечной площади» в холле видели огненную суку, я туда». Вот так. Не хватало, чтоб он и его команда мертвецов явились первыми… и устроили данс-макабр. А так, может, и обойдется. Ну, давай, Дашка. Прорываемся.
Она прошла по первому этажу, мимо уже традиционного новогоднего вертепа с громадными куклами, в этот раз, кажется, три бурых медведя, один белый, и какой-то слонопотам с лиловыми ушами, и пингвины… какие, Туунбаку вас в зубы, пингвины вперемешку с белыми медведями?
Народу достаточно, мамаши тащат ярко одетых детей, ругается, судя по жестам, молодая пара.
Эскалатор на второй, там большой холл с пластмассовыми голубыми и бежевыми столиками, с ресторанчиками на все вкусы, от белорусской бульбенной кухни, через обязательные шашлыки и пиццу, суши и роллы, и до корейской. Они приходили сюда с Данилом пообъедаться… ох, он и злится, лишь бы не разбился… снова, пока сюда несется. Прости, любимый, так получилось.
90
[3] "Уничтожение себя», аналог сэппуку у женщин знатного происхождения. Традиционно совершалось перерезанием горла особым кинжалом кайкэн, нередко свадебным подарком мужа.