«Волчица я, еще кто кого из нас с Данькой съест».
А Данил коснулся под столом Дашиной руки и, встав, сказал:
— Еще одно. Друзья! Я сделал Даше предложение, и она его приняла.
Даше ощутила жар на щеках. Сам-то не краснеет. Хотя ладно, тут все свои… она показала перстень, заметила восхищение Эли и чуть снисходительную улыбку Майи, словно почтенной матроны юной девице. Хотя так ведь и было.
— Сколь! — рявкнул берсерк, поднимая бокал с темно-бордовой влагой. Все выпили.
«Ну хоть не «горько», целоваться не заставили, бедная стыдливая дева».
Но сюрпризы на том не кончились.
Поднялся индеец и сказал.
— Друзья, я тоже хочу кое-что прояснить. Моя подруга в курсе, как и Даша. Она знает кто я и кто мы. Вполне спокойно относится, и умеет хранить тайны.
Танцорка потупилась. Смуглая, распустившая волосы, в золотом платье, сама как шоколадная статуэтка. Даша взволновалась, словно Эльвиру могли съесть прямо здесь, и уже приготовилась ее защищать, когда Майя развела обнаженными красивыми руками:
— О, влюбленный дьявол. Девочка моя, не бойся, мы тебя не обидим. Хватит с тебя несчастья связаться с этой бессердечной рептилией в облике человеческом. Тем более мы теперь под прикрытием. Прикрытие, правда, почти скормило себя кошке, не будь нас…
— Я знаю про его сердце, — раздался голосок Эли, — и про амулеты он говорил. Неважно. Да мне все равно никто бы не поверил. Может, я смогу помочь. Меня ведь тоже касается, так? Похоже, всех нас.
— Похоже всех, — сказала Сайха, — но мы с ней (она кивнула Майе и та ответила легким поклоном, мгновенно спелись) тебя в обиду не дадим. И ему тоже, кстати. Думаю, и Даша нас поддержит.
Даше польстило.
— Учти, Монтигомо, — Ольгер открыто ухмылялся, — ты у дам на испытательном сроке. Лет, скажем, в сорок. Фрёкен Эльвира, твое здоровье!
Таким получился третий тост.
Эльвира осмелела и спросила, отставив тяжелый, едва пригубленный бокал.
— Вы простите меня, может, я дурочка вовсе. Но… раз есть те, кто может гулять во времени, зверолюды. Даша попросит их ну… полететь в прошлое, спасти кошку той девушки, ее саму… отговорить.
«Или голову оторвать, у них не заржавеет». Но вместо Даши ответила Карина. Ответила на вопросы Даши, заданные вечером в полутемной комнате.
— Раз уж тут нет наших хмм… друзей, позвольте мне. Мы ведь тоже когда-то пробовали ходить в прошлое. Но никогда менять его. Спасти обреченного, пропавшего без вести. Забрать исчезнувший предмет. Сэкка да, могут прыгать по ветвям дерева миров и времен, им, в общем, все равно по каким. Они так и так дикие. Но для нас и вас любая серьезная развилка становится Рубиконом.
Меняем прошлое, ап, возвращаемся, то есть если вообще возвращаемся, по другой ветви. В другое, созданное будущее. И еще неизвестно, лучшее ли, и что там нас ждет. А то, наше, растет дальше без нас. Континуумы пространства и времени как фрактал… о да, как елочка. Так понятно? Елочка та же, но с другой ветки нам обратно на нашу будет не попасть, если мы не летаем.
— Простите, — сказала Эля, смутившись, — я правда думала…
— Да мы давно уже все обдумали, деточка, — Майя пожала ослепительно обнаженными плечами. — И ты совсем не дурочка. Просто новенькая в нашем дурдоме.
— То есть эффект бабочки в полный рост, как предупреждали… — Эля вздохнула. «Этот гривастый крокодил ее не заслуживает, даром что втянул во все», подумала Даша.
— Не совсем, — сказала Карина, — мы это назвали «предел Разина».
— Предел дурости Разина, — подсказало кроткое дитя[99].
— Есть некая упругость континуума. Небольшие и неважные изменения он сглаживает. Бабочкой больше, бабочкой меньше… тем более если ее через день съел динозавр. Но до какого порога тот предел, и когда путешественник его пересекает, никаких научных данных нет.
— Никто не зажигает надпись «придурок, кончай давить бабочек, еще одна и домой не вернешься», — заметило дитя, тряхнув ультрамалиновой прической.
— Ясно только, — не моргнув привычным, по всему, глазом продолжала Карина, — придушить Гитлера или Филиппа Красивого[100] младенцем, например, уж точно безнаказанно не выйдет.
— А вот насчет Флоренс Дженкинс[101] еще неизвестно, — вставила сестрица. Гуманная Даша подумала, розги для детей иногда все же совершенно необходимое лекарство, истинная панацея.
101
[4]Считается самой бездарной оперной певицей в истории, выступала и пиарилась за свой счет. Сохранились записи ее арий, с ними можно познакомиться.