- Éttu úldinn hund![37] — прорычал Оле.
Ацтек поднялся с колен, отряхиваясь с отвращением на лице.
— Ладно, дело сделано. Хоть и грязно.
Пошел в коридор, не наступая на остатки, не останки. Вернулся, держа в ладони нечто небольшое.
— На, глянь! — положил в ладонь Данилу.
Похожий на его, но не такой. Вместо четкой формы лезвия топорика часть как отгрызена, и серый металл, или что оно, в том месте покрывает темно-бурый налет вроде ржавчины, но не пачкающей.
Данил не успел понять как, но его шею захлестнула холодная змея — цепь! Натянулась, сзади кто-то перехватил его руку с амулетом, а вторую прижал к боку. Викинг оказался перед ним, в руке его вместо молота блеснул почти треугольный широкий и короткий клинок.
Он срезал с данилова бока сумочку, задрал футболку и махом вогнал нож в подреберье.
— Га… ды, за что… — Данил хотел выругаться, воззвать к… совести? Откуда у этих совесть?
Не успел. Ольгер вытащил уже его, совершенный амулет, ткнул им куда-то в живот Данилу, прямо в рану. Сжал железными пальцами ее края, отступил. Индеец отпустил его и предусмотрительно увернулся.
— Падлы, вы чего? — рана закрылась, но теперь где-то в глубине живота чуть пульсировало тепло, пожалуй, как проглоченный пирожок.
— Вся благодарность вонючего щенка, — сказал викинг, ухмыляясь в бороду. С его плеча хорек прокудахтал что-то непочтительное.
— А я говорил, не оценит. Жаль, поспорить не успели.
— Тут я бы не стал. Я в благодарность лет пятьсот не верю. Все, тюлень, теперь ты как мы. Больше у тебя, байбака, его не украдут.
— И Даша не помрет с горя, — проворчал ацтек, — Что надо ответить дядям?
— Пошли на хрен, садюги! — сказал Данил, бросая в индейца негодный амулет. Тот подхватил вещицу и спрятал в карман. Поднял из бурой лужи айфон, сказав:
— Изучу на досуге, а ты пройди по квартире, погляди что и где, будь любезен. А то мы умахались уже. Дяди старые, дядям пенсию не платят и в профсоюз ассенизаторов не берут.
Только сейчас Данил ощутил тухлый запах в жилище. Нет, не от бурых луж на полу прихожей. Запах пропитал тут все, серенькие обои в мелкий советский цветочек, небогатую мебель, сам воздух. Хоть бы проветривали иногда…
С этой мыслью он, стоя в маленькой кухоньке с допотопной электроплитой «Лысьва» (не похоже, чтоб ее включали недавно) открыл дверцу верхнего, морозильного отделения холодильника «Бирюса».
И закрыл.
Может, в медицине Данил и не понимал ни жилки, но нарубленные куски человеческого тела опознать мог. Еще и женского.
Иногда неспособность блевать не радует.
В комнате, в почти пустой «стенке» кроме десятка любовных романов нашлись несколько комплектов мужской и женской одежды. И под ними пачка документов на квартиру, какие-то квитанции и паспорт, Щуренко Аделаида Алексеевны. Пожилая полная дама на фото не походила на смерть-девицу. Зато вполне могла оказаться в морозильнике.
Запас, значит. Неприкосновенный.
Данил взял с раковины замызганное вафельное полотенце и протер дверцу холодильника. Потом протер дверцы шкафов в комнате. Хотя да, уж его отпечатки точно искать не будут.
Еще один смартфон, на андроиде, в висящей в прихожей куртке. Там же паспорт на имя Гантулаева Рамиля Ринатовича, двадцати четырех лет, выданный в Астрахани, но с краснодарской пропиской. Кошелек примерно с тремя тысячами мелкими купюрами. Все.
Они собрали в прихожей одежду, сунули в мешок из простыни и выбросили в контейнер у дома. Молча сели в «Акцент», и ацтек повернул ключ зажигания.
Солнце не успело толком проснуться, когда Данила высадили у его жилья. И даже не поблагодарили. Только берсерк хлопнул по плечу, будто с медведем братался, со словами «Ну весь наш теперь, отдыхай, заморыш!»
Упыри, лютые упыри.
Из голосовых записей в памяти айфона, найденного в квартире 72, выборочно:
06. 09.
…Прощай, абитура! Привет юристы! В деловом костюмчике, с папкой под мышкой… Нет, без очков. Очки мне не идут. Долой очки! Сделаю лазерную коррекцию если что. Пока вроде тьфу-тьфу.
Отметили группой, ребята нормальные. Винишко, конфеты, свобода. Девчонки больше заучки, ни ро ни ко, ладно, нам же больше достанется. Мальчишки правда не сказать аполионы, но пара годных есть. Особенно Саша Князев. И улыбка, и мускулы, и море мужского обаяния. Между прочим тебе, Лена, не обломится, смотрел он больше всего на меня. Ну так подать надо себя уметь, милые. Я может не Джоли в юности (а жаль), пока она из красотки не стала костлявойселедкой, но что умею то зашибись.