Лежать в лазарете было скучно. А в дальней, запиравшейся на замок комнате, куда меня определили от посторонних глаз подальше, и того подавно. Нет, первые несколько часов я тряслась как отбойный молоток на асфальте, с секунды на секунду ожидая расправы от вламывающегося Дэна и его родителей, но потом Эмра принесла мне заговоренных травок «от нервов», и меня как говорится, отпустило.
Просто лежала безразлично, даже подозрительно безразлично и прислушивалась к диалогам, доносившимся из-за закрытых дверей. Узнала много нового, занятного, но по большей части бесполезного… Информация о том, что адептка-второкурсница, пришедшая с симптомами беременности и получившая подтверждение о «раздвоении ауры», а у некоего Артина разыгрался «вдрызг» приступ диареи, была конечно, занятной, но никчемной.
Приходил и Айзек, единственный, между прочим из нашей группы заинтересовавшийся моим внезапным «обморокопадением», но Эмра, на то и гоблинша, что даже на порог лазарета его не впустила, не то, что меня из дальней комнаты выдала.
Кстати вот еще интересно, почему они не отправили меня домой, если ничего серьезного не стряслось, и почему не положили в ТГЛ, Тирельский Лекарный Госпиталь то бишь, если беда всё-таки подобралась к моим мозгам и костям? Почему предпочли скрывать в стенах Академии, и долго ли мне еще здесь отлеживать бока?
А потом я просто провалилась в сон, сквозь пелену которого ощущала движение вокруг, шумы, шорохи, но прийти в себя и как-то идентифицировать их, не могла.
Что-то мурчало и вибрировало прямо у лица, горячее влажное дыхание разве что в губы мне не лезло, зато пахло супом. Куриным, соленым, наваристым таким, супом. От неожиданности я распахнула глаза и уставилась в… морду, чешуйчатую, темно-зеленую, счастливо улыбавшуюся…
— Мама! — вскрикнули мы, причем одновременно, а потом я, сгребая в охапку тщедушное когтистое тельце, радостно запричитала: — Зубастик ты мой, котенок ненаглядный! Нашелся! Куда ж ты от меня улетел, сволочь же ты крылатая…
Зубастик на сволочь, тем более крылатую, не обиделся, а лишь потерся счастливой мордочкой, едва царапая мне щеку.
— Кхм, кхм, — деликатно раздалось невдалеке, — наконец-то, ты пришла в себя! Вот гоблинша, не дала мне тебя вчера по формулам погонять! За тобой должок, между прочим. — причем определение «гоблинша» из уст вошедшего прозвучало больше как ругательство, нежели как наименование расы лекарской сестры.
Ладер поставил поднос с завтраком на низкий столик около дивана, где я и имела честь очнуться от драконовых ласк.
— Болит где-нибудь? — поинтересовался он и тут же шикнул на дракошку, — Исчезни уже, дай ей хоть кофе выпить!
Зубастик, зайка моя предательская, послушался деканового приказа как новобранец, исчез под короткий «вшииик», будто его и не было, лишь занавески едва заколыхались от растормошенного крыльями воздуха.
И тут утреннюю идиллию нарушили воспоминания о произошедшем накануне. Я осторожно поднялась, и, боязливо взглянув на декана, тихо поинтересовалась:
— Что с Дэном?
Красиво очерченные губы магистра разъехались в загадочной ухмылке, а в глазах было столько праведного удовлетворения, что мне стало страшно. Страшно интересно, как скоро оторвут мне голову за Дэна его родители…
— О, Господи, мастер Кроин, что вы с ним сделали? — не на шутку испугалась я.
— Пришлось, Кирин, у вас на родине побывать. — продолжал интересничать этот невозможный декан. — Да вы ешьте, ешьте, вон до чего себя довели, сейчас формулы будете отвечать…
— Сдались вам эти формулы! — в сердцах воскликнула я, но немного не то, чего хотела озвучить на самом деле, — Чего вы меня ими запугиваете всё время!? Я знаю их всех на зубок, если вам так интересно!
Ухмыляясь, Ладер приподнял одну бровь, проводя пальцами по волосам, убирая с глаз упавшую прядь.
— Кирин, такой адептки у меня еще не было, видит Благоликий! Ты неподражаема!
— А вы — невыносимый! Чего пристали ко мне? Зачем третируете и придираетесь без конца, никогда не отвечаете, даже на самые важные для меня вопросы?
Меня несло. Как того Остапа. Как в море, в самый лютый бушующий шторм на дырявом надувном круге, но останавливаться я не могла и не хотела. Очень нужно было сбросить накопившееся за месяцы издевательств напряжение, а сдерживать себя, тем более что знала, что провожу в Академии последние часы, совершенно не хотелось.