Они три года по Африке прыгают. То в Сомали прыгнут. То в Эфиопию.
Теперь из Восточной Африки в Западную перепрыгнули. И везде, в сущности, одно: жара, негритосы, гигантские насекомые и вонючая опасная вода.
Прапорщик мигом оказался на ногах.
— Виноват, товарищ капитан!
Кондратьев сменил гнев на милость:
— Ты что, Серега, не мог подойти и по форме обратиться? Сказал бы: товарищ капитан, не желаете ли тушеночки, позвольте, я вам баночку открою-с…
— А маслин на педияровом масле не желаете-с? — спросил прапорщик Иванов.
Довольные друг другом, вояки расхохотались. Маслины оба есть так и не научились. Сколько ни объяснял, в чем прелесть соленых маслин, рядовой Сабиров, ничего не помогло.
«Маслин первый раз как кушают? — вопрошал азербайджанец Сабиров и поднимал палец. — Берут черный чурек, мажут сливочный масло. Бутерброд, да? Потом кушают маслин с бутерброд. Это первый раз, да? Второй раз маслин кушают без бутерброд, клянусь! Второй раз уже так вкусно, что бутерброд не нужна, э!»
«Азербайджанец в ВДВ — редкий случай», — в который раз подумал капитан.
И тут же сделал резкий выпад. Изобразил, будто отправляет кулак в пах подчиненному Иванову.
— Хек! — вскрикнул ротный.
«Ложный выпад, — мгновенно сообразил Иванов. И вскинул руки, защищая голову. — Следующий выпад будет не ложный, а прямо пяткой в висок».
На это и рассчитывал капитан. Всадил пятку туда, куда Иванов не ждал. Аккуратно вставил босую ногу в промежность десантного прапорщика Сергея Иванова.
Иванов брякнулся на африканский песок, словно очумевший от жары пес.
— Что, Серега, притомился? — поинтересовался Кондратьев. — Что скажешь, Зоркий Сокол?
Вся рота, забыв о деликатности, смотрела на поединок. Здесь асы показывают классы. Прямо посреди безводных дагомейских холмов.
Продышавшись, прапорщик нашел достойный ответ:
— Смотри, Василий, хлопцы возвращаются. Устроил ты баньку этому Агееву.
Я лежу, а он бегает.
Кондратьев всмотрелся в унылый пейзаж. Холмы заливало безнадежно жестокое солнце. Кажется, где-то на востоке что-то перемещалось. Нагнувшись, капитан выдернул тушенку из руки Иванова:
— Отдохни, сынок. А я пока пожру.
Спасибо тебе.
Кондратьев сорвал с ремня штык-нож, вспорол банку и тремя движениями срезал крышку. Вонзил нож в мясо и стал есть.
Десантники, повалявшись, забыли о гудящих ногах и вспомнили о голоде. Полезли в вещмешки. Достали штык-ножи. Над дагомейской полупустыней полетел радостный мат.
В «Арагви» разве так накормят? Заворочались в норах суслики. Ребята из страны, южной точкой которой служит Кушка на тридцать пятой параллели, поедали из банок мышцы давно убиенного украинского бычка.
В семи градусах северной широты от экватора. Под пальчаторассеченными листьями пальм, не дающими никакой тени.
Увязая в иссушенном песке, быстрым шагом вернулись разведчики. Они напоминали загнанных лошадей. С трудом справляясь с дыханием, сержант Агеев вскинул руку к виску:
— Товарищ капитан, задание выполнено. До деревни два километра. Дорога ее огибает. Имеется указатель на синем фоне:
Губигу. Черномазых мы не видели.
— Хорошо. Вы свободны… Слышал? — сказал Кондратьев, обращаясь к Иванову. — Настоящий комсомолец наш Саня Агеев. Доставай карту, посмотрим.
Прапорщик достал из планшета карту, разложил ее на песке, и они принялись внимательно рассматривать нагромождение линий и цветов.
— Да, это она. Другой деревни поблизости нет.
— Ну и отлично. Иди собирай роту, через двадцать минут выступаем.
Черт побери всю эту Западную Африку.
Разведчики допивали из железных восьмисотграммовых фляг дагомейскую воду. От нее отрыжка, как из скважины с сероводородом.
Хлопцы наспех протыкали банки с тушенкой. Жалкими запасами слюны размачивали черные сухари. По этим несъедобным хлебцам советского солдата можно узнать где угодно.
Тем временем прапорщик Иванов рванул по зыбкому дагомейскому песку к роте. Поев, десантники, как могли, закрывали головы от солнца. Кто носками, кто с помощью запасной пары белья, а кто просто руками. Послеполуденное солнце решило пленных не брать. Целилось всем сразу и прямо в мозг. Прямой наводкой.
От командира до роты Иванов проложил колею, будто проехал на второй передаче такой странный малолитражный вездеход. Развалившиеся десантники уже дремали.
— Встать, желудки! — загремел страшным голосом Иванов. — Проверить оружие! Попрыгать! Рота-а-а-а, к бою!.. Семьдесят первый год кончается, а они, понимаешь, дрыхнут. Так всю жизнь проспите, желудки хреновы!
Рота в мгновение ока преобразилась в муравейник. На учиненное русскими безобразие с негодованием поглядывали кружащие неподалеку странные пернатые твари Дагомеи.
Они имели не большее представление о тайной миссии вооруженных до зубов людей, чем правительство в Порто-Ново.
Капитан тем временем зашагал по большой нужде к ближайшей сопке. Тьфу, какие, к черту, в Африке сопки! К ближайшему холму. Прежде чем исчезнуть из поля зрения своих, скинул с плеча автомат. Сбросил предохранитель. Передернул затвор.
Кто их знает, этих негритосов. Им хочешь как лучше. А у них выходит как всегда.
Выйдя из-за холма, Кондратьев закинул автомат за спину и подошел к строю.
Всмотрелся в загорелые лица и подумал, что с такими ребятами они смогут пол-Африки перевернуть. Вот уж милое дело, черномазых на уши ставить.
— Орлы — они и в Африке орлы! — выдохнул он, и никто не удивился. — Сейчас займем деревню Губигу. Пойдем цепью.
Каждый прикрывает спину соседа справа.
Всем ясно?
Да уж куда яснее.
— Так точно, товарищ капитан! — рявкнула в унисон рота.
Полупустынные твари в ужасе забились в дальние углы своих нор. Митинги в этих краях проводить не принято. Тем более на русском языке.
Кондратьев на секунду впал в задумчивость, взглянул на свои часы, потом на прапорщика Иванова. Не забыл глянуть и на вытянувшегося по стойке «смирно» сержанта Агеева. Решил, что ясности все-таки недостаточно, и сказал:
— И не дай вам Бог, орлы, отбиться от стаи. Помнишь, Серега, младшего сержанта Кунцевича?
— Так точно, товарищ капитан, — рявкнул с правого фланга прапорщик Иванов.
— А где мы его потеряли, тоже помнишь?
— В Эритрее, товарищ капитан, — ответил Иванов тем жутким голосом, каким предлагал командиру пообедать тушенкой.
Строго глядя на Агеева, командир задал еще вопрос:
— Что же случилось, Серега, с младшим сержантом Кунцевичем? Отчего же мать сына не дождалась, а?
Кондратьев удовлетворенно отметил, какими мрачными стали лица бойцов, пять минут назад лениво перебрасывавшихся шутками.
— Младший сержант Кунцевич решил сходить за водой. Воду мы брали в ручье.
В Эритрее вода лучше, чем здесь.
— Короче, Серега, — прикрикнул Кондратьев.
— Есть короче! До ручья сто метров от нашего расположения. Местность лесистая…
— Еще короче!
— Есть еще короче! — ответил прапорщик и включил свой обычный голос. — У ручья на младшего сержанта навалились негритосы. Кунцевич и пикнуть не успел.
Если совсем коротко, то младшего сержанта съели. Нас потом партизаны на людоедскую поляну водили, показывали.
Завершая воспитательную работу, капитан перешел на «вы». Спросил:
— Товарищ прапорщик, почему же, повашему, пострадал наш боевой товарищ?
Может, без оружия из расположения вышел?
— Никак нет, товарищ капитан, — сказал Иванов и облизал пот с верхней губы. — В ВДВ не выходят из расположения без оружия. Кунцевич попался, потому что один за водой пошел.
— Вот так, хлопцы. — Капитан медленно обвел глазами строй. — Хорошо, если парня сперва закололи, а уж потом разделали и поджарили. Как с вами поступят местные каннибалы, не знаю. Может, сперва разделают и зажарят, а после прикончат. И никто не узнает, где могилка бойца… От стаи не отбиваться ни при каких обстоятельствах. Напра-во! Цепью становись! Шаго-о-о-ом марш!