И прежде чем француз успел возразить, слово взял Тарик.
— Прости за прямоту, брат, — сказал он, — но у тебя и в самом деле нет выбора. Мы дали клятву сделать все, чтобы священная чаша не попала в руки Князя Тьмы, и, если понадобится, пожертвовать для этого своими жизнями!
Окаменев от растерянности, Морис стоял в кругу своих друзей, братьев-тамплиеров, и молчал. Герольт попытался представить, о чем тот сейчас думает. Пришло ли ему в голову, что Беатрисе и Элоизе уготована смерть в случае, если до них доберутся искарисы? Вспомнил ли о том, что Тарик и Мак-Айвор рисковали жизнями, чтобы вытащить их из подвала эмира, хотя могли вдвоем бежать из Египта со Святым Граалем? Или его уколола мысль о том, что во время приступа лихорадки на «Марии Селесте» он пытался достать священный сосуд из черного куба? Какая же чаша весов перевесит в душе Мориса?
Его молчание длилось невероятно долго. Наконец он поднял голову, взглянул на товарищей и ответил. Его голос был тверд и совершенно свободен от страха, когда он сказал:
— Да, верность клятве хранителя Грааля мне дороже жизни.
15
К полуночи огонь в камине погас. Как только исчезло пламя, холод, которым дышали стены, снова заполнил комнату. С этим пришлось смириться. На фоне окна должна была появиться фигура Мориса, и даже слабый свет смог бы ее обнаружить. Опасность того, что снизу француза могли увидеть стражники, была ничтожно мала. Однако и случайного взгляда, брошенного на пленника, вылезавшего в окно, было бы достаточно, чтобы вся затея окончилась крахом.
Ждать, когда потухнет последнее полено, им пришлось целых два часа. Пленники почти не разговаривали друг с другом. То, что надо было сказать, уже давно было сказано. Напряжение, которое всех охватило, буквально чувствовалось кожей. Молчание не нарушала даже Беатриса. Вместе с Элоизой она сидела на корточках у камина и протягивала замерзшие руки к углям. Мысли сестер можно было прочитать по их лицам. Страх за Мориса, который мог сорваться и погибнуть, и желание не пустить его к окну боролись со страхом за собственные жизни и надеждой на то, что вопреки доводам здравого смысла эта затея удастся, что они снова обретут свободу и будут спасены от таинственных приверженцев зла, которые гнались за ними как свора голодных легавых собак.
Наконец пробил час, когда должна была решиться судьба пленников и Святого Грааля. Герольт осторожно открыл ставни и выглянул во двор. К своему облегчению, он не увидел внизу стражников, прежде ходивших там по кругу. Если они и несли службу, то прятались в арке ворот, а то и вовсе ушли в сторожку. Небо затянули темные облака, через которые лишь изредка проникал лунный свет. Это тоже было на руку пленникам.
Герольт отошел от окна и обратился к Морису.
— Охранников нигде не видно, — тихо сказал он. — Можешь попытаться сейчас.
Морис молча кивнул. Он был готов выдержать испытание. Разувшись, он встал между Тариком и Мак-Айвором. Они помогли ему привязать меч к спине. Широкий ремень Мориса теперь опоясывал его грудь и проходил под мышками, так что рукоятка меча виднелась над его головой. А чтобы клинок не раскачивался и не бился о стену, Тарик и Герольт дополнительно закрепили его своими ремнями, один из которых охватывал тело Мориса на уровне пояса, другой удерживал конец меча возле бедер.
— Всемогущий Господь и все ангелы-хранители да пребудут с тобой, брат, — произнес Тарик, обняв Мориса за плечи. Со стороны это выглядело так, будто он хотел попрощаться с товарищем.
— Не волнуйся, француз, — подчеркнуто беззаботно произнес Мак-Айвор. — Ты справишься, даже не сомневайся в этом. Обезьяна по сравнению с тобой — то же, что бык, который идет вверх по лестнице.
Морис усмехнулся, но ничего не ответил. Мельком взглянув на Беатрису, он подошел к Герольту, стоявшему у окна.
Друзья обменялись долгими взглядами. Герольт молча кивнул ему. Его глаза говорили о непоколебимой уверенности в Морисе и в то же время требовали от него напряжения всех душевных сил, способных вызвать к жизни его особый дар, который просто не мог не проявиться сейчас, в минуту величайшей необходимости.
Не проронив ни слова, Морис встал на стул, принесенный Герольтом, и вцепился в каменный подоконник. Оставаясь на корточках, он развернулся так, чтобы не задеть мечом стену, а затем лег на подоконник животом. После этого Морис начал сползать вниз. Затем он ухватился за край карниза.