— Я слушаю тебя, Железный Глаз! — нетерпеливо крикнул Амир ибн Садака. — Что же ты выбрал? Драться на арене или каждый день снова ложиться на эти козлы? Я ведь могу и подождать!
Мак-Айвор мысленно проклинал себя за то, что во время распродажи рабов в караван-сарае Гази Абдула Гахарки он потерял самообладание и ударил своим деревянным ярмом владельца каменоломни. Неосторожная выходка вызвала огромный переполох. Только тем он и привлек к себе внимание этого монгола. Если бы Мак-Айвор вел себя смирно, возможно, ему удалось бы избежать Байата аль-Дхахаба, и сейчас он вместе с другими рабами рубил бы камень в каком-нибудь ущелье. Совершить побег оттуда было бы гораздо легче, тем более что под одеждой шотландец носил шелковый пояс с зашитыми в нем золотыми слитками. Теперь же он расплачивается за свой глупый поступок!
Его воля к сопротивлению была еще далеко не сломлена. Но теперь здравый смысл все же брал верх над гордостью Мак-Айвора. Он не совершит ошибку, не станет день за днем ложиться на козлы, чтобы доказать свою огромную выносливость. Ежедневными мучениями он только ослабит свое тело и лишится возможности бежать при любом удобном случае. Ему необходимо думать прежде всего о своей священной службе хранителя Грааля! Кто знает, что произошло с Герольтом и Морисом? И удалось ли прыгнувшему в Нил Тарику бежать от преследователей? Он, Мак-Айвор, должен рассчитывать на худшее и считать себя единственным, кто может спасти Святой Грааль и доставить его в Париж. А для этого он должен сохранить силы и получить возможность ознакомиться с этим постоялым двором, чтобы придумать, как ему убежать отсюда. Он не сможет сделать это, если будет видеть лишь свою камеру и стойло, в котором его истязают. Так что выбора нет. Придется сдаться.
Стеная и пытаясь придать своему голосу ноты раболепия, Мак-Айвор проговорил:
— Я передумал. Твои доводы меня убедили.
— Означает ли это, что отныне ты будешь делать то, что я тебе скажу, и станешь по моему приказу сражаться на арене? — пожелал узнать Амир ибн Садака.
— Да, я буду делать это, — пробормотал Мак-Айвор. Он добавил еще покорности в свой голос и сказал: — Сражение — это вся моя жизнь. Больше я ничему не научился.
— Прекрасно! — вскричал Амир ибн Садака. — Теперь я вижу, что мы поняли друг друга. У тебя будет возможность продемонстрировать все, на что ты способен. Тебе будет достаточно одержать всего с полдюжины побед. А потом я за выкуп отпущу тебя на волю.
Мак-Айвор не поверил ни единому слову Амира. Однако на этот раз придержал язык.
— Ты получишь эти победы, — пообещал он.
Амир ибн Садака рывком поднялся с кресла и хлопнул в ладоши.
— Комо, позаботься о нем, — приказал он чернокожему рабу. — Смажь ему спину целебной мазью и принеси новую одежду.
— Слушаюсь, мой повелитель!
— И приготовь для него простую тунику, на которой ты должен нарисовать красный крест тамплиера, — добавил Амир ибн Садака. — Каждый гость должен сразу понять, кто выходит на арену!
5
Раскаленное солнце, весь день обжигавшее берега Нила, опустилось в пески на западе, и последний его луч полыхнул подобно пучку соломы, когда носилки с восседавшим в них Тариком доставили к Байату аль-Дхахабу. Несколько минут назад четыре босоногих носильщика беглым шагом миновали ворота Баб аль-Харг, находившиеся в юго-западной части древней городской стены. Земли, простиравшиеся к югу от этих ворот, когда-то принадлежали бывшей столице — Фустату. Однако вторая, куда как более мощная и длинная стена уже давно окружила это место, присоединив его к ненасытной Аль-Кахире.
Тарик был бодр и взволнован. Еще никогда в жизни томительное ожидание не было для него таким мучительным, как в эти часы, предшествовавшие наступлению сумерек. Скоро в «доме золота» он узнает, жив ли Мак-Айвор, и, если да, то что можно сделать для его спасения. Тарик до сих пор не мог представить, как он сумеет выручить брата-тамплиера. Но здесь, в логове Амира ибн Садаки, все прояснится и станет на свои места.