Устоять перед таким соблазном Малик не смог. Чтобы показать себя человеком толковым, он задал еще несколько несущественных вопросов, а затем объявил, что принимает предложение Тарика.
Прежде чем расстаться, они договорились встретиться вечером того же дня, дабы обговорить последние детали. Тарик собирался повидаться с Гаруном и Амиром ибн Садакой, и он знал, что после этого ему придется внести в свой план некоторые уточнения.
— Да не заставит меня Аллах в безмерной своей милости раскаяться в том, что я согласился! — проговорил Малик, когда они расставались.
— В этом ты можешь быть совершенно уверен, — ответил Тарик. Он и сам был совершенно убежден в правоте своих слов. — Завтра вечером в Байате аль-Дхахабе ты будешь не каким-то бродячим фокусником, выступающим перед зрителями, недостойными его искусства. Ты будешь героем ликующей толпы, Маликом аль-Аблаком!
После этих слов с лица артиста будто стерли все сомнения.
Покончив с этим делом, Тарик отправился на базар к ювелиру Мохаммеду эль-Малюку. Левантиец уже не раз имел с ним дело. Этот человек каждый раз платил настоящую цену и за золото византийских императоров, и за драгоценные камни, которые приносил ему Тарик. В этот раз он положил на сухую ладонь ювелира два рубина чистейшей воды.
— Всякий раз, приходя сюда, ты просто поражаешь меня своими драгоценностями, — удивленно произнес Мохаммед эль-Малюк, пожилой человек с коротко подстриженной седой бородой.
Они с Тариком снова долго торговались — впрочем, они так вели себя скорее ради удовольствия, чем из корыстных побуждений. Спустя полчаса тамплиер, выпив несколько чашек чая каркадэ — розового напитка из цветков растения хибискус, который Мохаммед эль-Малюк предложил ему вместе с тарелкой дорогих сладостей, — вышел на улицу. При нем были три туго набитых золотом кошелька, которые он получил в задней комнате ювелирной лавки. Большую часть этих денег Тарик должен был отдать бессовестному Амиру ибн Садаке. Но рыцарь не горевал по этому поводу. Ведь золото, полученное за рубины, должно было освободить Мак-Айвора!
Продав камни, Тарик отправился к площади Майдан аль-Румайла. Он надеялся, что к этому времени Маслама Крыса уже разыскал бывшего повара из дворца эмира. Но и на этот раз Маслама не принес ему никаких новостей. Тарик догадывался, что плут не очень-то утруждал себя поисками. И поэтому он пообещал Масламе больше денег, если тот разыщет повара.
— Ты получишь их независимо от того, сможет ли этот человек дать мне нужные сведения о хозяйстве дворца и сделать рисунок усадьбы, — твердо сказал левантиец. — Но если ты не в состоянии его разыскать, я отдам деньги другим людям. Я не сомневаюсь в том, что найду тех, кто будет способен добыть такие сведения.
Маслама тут же стал многословен и тороплив. Он заявил, что Тарик может на него положиться, что он обязательно отыщет след повара, хотя это и трудно. Ведь Аль-Кахира — не маленькая деревушка. К тому же он только что вспомнил еще одно место, где может оказаться этот повар.
Тарик покинул Масламу в уверенности, что теперь тот действительно приступит к поискам.
Когда солнце достигло зенита, рыцарь подошел к Баб аль-Зувалья и увидел стоявшего в тени ворот Гаруна. Юноша нетерпеливо переминался с ноги на ногу и нервно грыз ногти.
— Это ты, господин! — с облегчением воскликнул он. — Я уже решил, что ты, чего доброго, передумал.
Гаруна просто распирало желание получить обещанное вознаграждение, чтобы иметь возможность бросить своего жестокого хозяина.
— Все остается в силе, ничего не изменилось, — успокоил его Тарик. — Нам надо кое о чем поговорить, но не здесь. Для этого существует более уединенное место. — Тарик едва заметно кивнул в сторону дремавшей стражи и направился вместе с Гаруном в вымерший от полуденной жары переулок, который шел вдоль старой городской стены к каналу Халий. Там, в тени старой сикоморы, им встретилась ниша в стене, которая одновременно служила и скамьей.
— Расскажи мне, что происходит, когда боец погибает на арене, — обратился Тарик к Гаруну.
Юноша пожал плечами.
— Да что тут особенно рассказывать, господин. Старый Юсуф привозит на арену тележку и вместе с Найманом, который теперь вместо меня прислуживает в верхних покоях, кладет в нее убитого. А затем они совершают над ним последнее омовение.