Итальянцы купили себе доступ к причальным мачтам и ангарам Кингсбея; кроме того, они заплатили кругленькую сумму за обломки дирижабля, оставшиеся в Теллере. Поэтому в Осло генералу оказали прекрасный прием. Корифеи вроде Адолфа Хуля[188], Трюгве Грана и Отто Свердрупа снабдили южанина, который намеревался лететь самостоятельно, добрыми советами. На обратном пути Нобиле встречается в Берлине с Фритьофом Нансеном. Генерал хочет придать своей экспедиции научный характер, и профессору это весьма по душе. Словом, в большинстве норвежцы показали себя как люди вполне цивилизованные.
Однажды, во время визита генерала в Осло, полярнику попадается на глаза некая газета, где на первой полосе помещена фотография — его злейший враг № 1, Нобиле, за обедом вместе с его злейшим врагом № 2, Томмессеном, и собственным его заместителем, Ялмаром Рисер-Ларсеном!
Из всех предательств это — самое страшное.
В мемуарах Руал Амундсен провозгласил заместителя чуть ли не истинным пилотом дирижабля и спасителем. Ри-сер-Ларсен ответил «Дополнением», где профессиональными аргументами подкрепил обвинения Начальника по адресу неисправимого итальянца. А теперь вот садится вместе с врагом за стол в итальянском посольстве да еще и фотографируется! Для полярника это — жесточайшая издевка, для Рисер-Ларсена — самое обычное дело.
Во-первых, новопроизведенный генерал Нобиле не читал книгу с упомянутым «Дополнением»; во-вторых, новопроизведенный капитан Рисер-Ларсен отнесся к итальянцу с той же профессиональной предупредительностью, что и норвежские полярные круги в целом. Кроме того, Рисер-Ларсен уже покончил с этапом заместительства; у него были свои амбиции — стать начальником экспедиции, а глядишь, и политиком. Без малого сорокалетний капитан не может строить свою новую карьеру на давней вражде Начальника.
Руал Амундсен этого не понимал. Для него подчиненный оставался подчиненным; Вистинг был Вистингом, пусть даже и звался Рисер-Ларсен. Герой-пилот явился профессиональной основой на последнем этапе полярной биографии Амундсена-исследователя. Человек Амундсена и одновременно человек будущего. Только когда он повернулся в другую сторону, Начальник заметил, что остался один, что в самом деле всеми покинут.
Глубоко уязвленный, Руал Амундсен бичует своего зама. «В списке тех, кто предал меня, он стоит первым номером», — пишет полярник своему лейтенанту — Густаву.
В изоляции Ураниенборга, глядя в окно на покрытый льдом Бунне-фьорд, Руал Амундсен с растущей горечью размышлял о своих земляках. «Я питаю глубокое презрение к людям, которые воспользовались моим несчастьем, чтобы посредством клеветы добивать человека, чье величайшее преступление в их глазах состояло в том, что он достиг большего, чем они сами, и которые своими сплетнями злорадно надеялись свалить человека с достигнутого им пьедестала», — пишет он в мемуарах. Речь идет о соотечественниках. Полярник не мог забыть, какая критика обрушилась на него, когда он потерпел неудачу.
Может быть, эта враждебность — неблагодарность многих маленьких людей к одному великому человеку — вообще национальная черта? Аптекарь Цапфе упомянул об этом в одном письме: «Весьма печально, однако ж одна из худших черт характера норвежцев состоит в том, что им так трудно признать чужие успехи, и чем эти успехи значительнее, тем они завистливее, — сидят возле теплой печки да знай себе критикуют. Фу». Цапфе определенно был мудрым человеком, одним из немногих. Они сообща подумывали о том, не поселиться ли полярнику где-нибудь на просторах Севера, подальше от мерзости и крохоборства.
Второй человек без обмана — Оскар Вистинг, «один из лучших людей, какие когда-либо жили на свете», как писал Руал Амундсен в мемуарах. Полярник разметил участок на своей земле и предложил Вистингу построить там дом. Пожалуй, он единственный заслужил своей долгой жизнью поселиться в непосредственной близости от Начальника, который явно нуждался теперь в абсолютно лояльном мастере на все руки. Вистинг стал одним из тех очень немногих, кто знал, что зимой у Начальника будет гостить женщина из Диринга. «Вы сейчас, наверно, совсем один, — пишет Вистинг в начале февраля, — ведь гости-то у Вас бывают нечасто».
Старший брат, неудачник Тони, год назад умер. Семейный круг сузился до капитана Густава, лейтенанта Густава и их жен; зимой никто из них в Свартскуге не жил. Почетная пенсия национального героя составляла в месяц тысячу крон, достаточно на всех. «Почетное жилище»[189] по-прежнему записано на Гаде.