По итогам исследований во Франции всплыла одна любопытная история, которую первый помощник капитана «Латама», де Кувервиль, сам неоднократно рассказывал. Один из летчиков под его началом во время полета потерял один поплавок и придумал заменить его одним из топливных баков, чтобы восстановить поперечную устойчивость самолета. Таким образом пилот спас машину и получил похвалу за находчивость от своего начальника, де Кувервиля {156}.
Находка топливного бака не внесла никакой ясности. Напротив, судьба «Латама» стала казаться еще более загадочной и непостижимой. Те, кто по-прежнему настаивали на версии крушения, будь то в районе острова Медвежьего, или же у норвежского побережья, воспринимали все обнаруженное в качестве обломков — а вести о новых находках приходили чуть ли не каждый день. Большинство из них оказывались либо попыткой подлога, либо предметами, не имевшими никакой связи с французским гидропланом. Вероятно, сдавать всевозможные обломки, найденные в море, людей подстегивало вознаграждение, объявленное комитетом «Веслекари» за любую находку, способную пролить свет на исчезновение «Латама». Когда поисковая операция завершилась, команда рыбацкой шхуны «Бродд» получила на всех 10 000 норвежских крон. Примерно в то же время семьи погибших французских летчиков получили 100 000 французских франков, а сын Лейфа Дитриксона — 10 000 норвежских крон. Средства на поиски «Латама» и его экипажа стекались со всех концов Норвегии и из-за границы. Остались даже деньги на учреждение фонда памяти Амундсена. В течение 1928 года комитет переименовали в Фонд памяти Руала Амундсена, который существует и поныне.
Команда «Лейфа» тоже получила деньги, но не без жаркой дискуссии в прессе. Шкиперу Леонарду Ульсену показалось, что комитет не собирается вознаграждать их за обнаружение бензобака, и он обратился к столичному адвокату, чтобы отсудить причитающееся себе и своей команде. Глава комитета «Веслекари» Кнут Домос, редактор «Хандельсог Шёфартстиденде», считал, что команда «Лейфа» не заслужила вознаграждения, так как находка топливного бака не способствовала обнаружению самолета и никаких новых сведений о судьбе «Латама» благодаря ей получить не удалось. Но, поскольку комитет не испытывал недостатка в наличности, вознаграждение все-таки было выплачено.
Постепенно накал страстей вокруг судьбы «Латама» затихал, и внимание общественности снова сосредоточилось на спорадических находках и свидетельствах очевидцев. Сам фюзеляж обнаружить так и не удалось. Норвежские власти инициировали новую череду торжественных памятных мероприятий. 24 октября Географическое общество устроило грандиозную встречу в великолепном университетском зале. Яблоку негде было упасть. Прибыло правительство во главе с премьер-министром Мовинкелем. Присутствовали депутаты парламента, королевская семья, виднейшие ученые и прочие шишки. Пришли также родные и близкие друзья Амундсена. Рисер-Ларсен, Люцов-Хольм и другие летчики, участники поисков выживших с «Италии» и «Латама», тоже были в зале. Не обошлось и без дипломатов и иностранных посланников. Разумеется, пожаловал и Отто Свердруп вместе с Кристианом Доксрудом, действующим главой Норвежского аэроклуба.
Доктор Скаттум, президент Географического общества, прочел длинный и подробный доклад о всех свершениях Руала Амундсена. Присутствовавший там Фритьоф Нансен также произнес речь, которую «Афтенпостен» днем позже охарактеризовал как чрезвычайно удачную: «Затем на трибуну поднялся патриарх норвежских полярных исследований, Фритьоф Нансен, и речь его нашла глубокий отклик в сердцах всех собравшихся. Амундсен прославился, сказал он, своими подвигами и приключениями. Он был человеком действия. Истинным сыном своей земли. Он обладал присущей нашим предкам несокрушимой отвагой, их поразительной сметливостью» {157}.
Памятные речи все больше отвлекали собравшихся от мыслей о том, что экипаж «Латама», возможно, не погиб и до сих пор борется за жизнь где-то там, в ледяной пустыне. В том же зале сидела мисс Луиза Бойд, которая всего за несколько дней до этого сообщила «Афтенпостен», что не верит в смерть Амундсена {158}. На этот раз она предпочла оставить эти мысли при себе.