Каждый выходной по всему шахтерскому поселку собирались веселые компании. Гуляли по дорогам, болтали, ссорились. На железной дороге пыхтели маленькие паровозы, визжали тормоза, грохотали по пути в шахту и обратно вагонетки с углем. Черная угольная пыль просачивалась повсюду, жирной пленкой покрывала снег даже на середине фьорда. В подземных туннелях днем и ночью взрывали динамитные шашки. Столовые работали круглосуточно, чтобы пассажиры шахтерского автобуса могли поесть не только перед сменой, но и после нее. Со дня на день ожидали прибытия нового углевоза «Ингерен», принадлежавшего бергенской судовой компании Якоба Хёде. Углевоз должен был привезти с материка запас провизии и всевозможный горный инструмент, и по давней традиции первый в году приход транспортника полагалось хорошенько отпраздновать.
В 1928 году лед во фьорде был необычайно плотным и труднопроходимым. Несколько недель назад, перед приходом «Читта ди Милано», шахтеры с обеих шахт с помощью динамита проделали для корабля ледовый канал длиной несколько метров, подходящий к самой пристани. Капитан Джузеппе Романья Манойя был за это очень признателен. Похоже, он побаивался морского льда, и на то у него были веские основания. По мнению норвежцев, старое кабельное судно для плавания в арктических условиях подходило мало.
После грациозного, почти призрачного отбытия «Италии» зрители еще некоторое время потоптались по грязному снегу на площадке возле причальной мачты. Отец Франчески, если и был разочарован, своих чувств не показывал. По лицу профессора Амедео Нобиле, брата генерала, тоже понять было ничего нельзя. О его участии в полете на дирижабле не могло быть и речи. Он являлся экспедиционным метеорологом, и в его обязанности входило по радио передавать дирижаблю метеосводки, сообщения полярных станций и рекомендации Геофизического института Тромсё.
Харальд Сэтер, врач, нанятый компанией «Кингс Бей» на зимний сезон, обратился к Одду Арнесену: «Скажите, как вы думаете, мы еще увидим „Италию“ и ее аэронавтов? Потому что у меня такое чувство, словно мы видели их в последний раз» {7}. Никто ему не ответил, но кое-кого из местных жителей его слова немного смутили. Харальд Сэтер был прирожденным полярником, любителем охоты и свежего воздуха, человеком, привычным к холодным зимовкам и трудным условиям. В предчувствия он не верил — суеверным его никто бы не назвал. К тому же «Италия» уже совершила два успешных полета. Оба раза итальянцы привозили с собой байки про поврежденную обшивку и неполадки в моторах. С некоторой гордостью рассказывали они о том, как опытному экипажу удалось преодолеть все опасности и невредимым вернуться в Ню-Олесунн.
Провожавшие один за другим умолкали. Говорить больше было не о чем, поэтому большинство отправилось спать. Ни журналисты, ни кинооператоры важных известий с «Италии» в первые часы полета не ожидали. По расчетам, экспедиции потребуется около суток, чтобы добраться до полюса. Мало-помалу все в городке успокоилось и замерло. Остался только глухой отдаленный шум — это ночная смена, как всегда, трудилась в тоннелях шахт «Эстер» и «Софи».
Радиотелеграфная станция располагалась в голубом домике на склоне флагового холма, у самого берега, и принадлежала угольной компании «Кингс Бей». Той весной из-за такого расположения станции произошел странный несчастный случай. Отправив в Геофизический институт Тромсё последнюю за день метеосводку, так называемую «вечернюю порцию», радиотелеграфист должен был отправиться в столовую. Но, пока он был на станции, разыгралась ужасная метель. На обратном пути он потерял ориентацию, заплутал среди домов и погиб в нескольких сотнях метров от поселка. Его пост занял только что прибывший Людвиг Салтнес. В любое время, в любую погоду его можно было заметить на щебеночной дороге идущим к радиотелеграфной станции или обратно в столовую, а по пятам за ним трусил слепой на один глаз приблудный черный пес.
Начальник рудоуправления Шердал распорядился, чтобы радиостанция с позывными TUJ использовалась только для собственных нужд компании. Итальянцы и сопровождающие их журналисты должны были обходиться радиоцентром на борту «Читта ди Милано». Это решение породило определенные трудности. Для начала, итальянский корабль обычно стоял не у пристани, а на некотором отдалении, поэтому журналистов и кинооператоров нужно было доставлять туда на лодке. У одного борта соорудили нечто вроде лифта, состоявшего из подвешенной на подъемном кране деревянной платформы. С помощью этого приспособления, изначально предназначенного для выгрузки разнообразного оборудования, на палубу стали поднимать людей. А на борту профессиональная деятельность журналиста полностью зависела от настроения капитана Романьи Манойи. Ему переводили все материалы, и многими он бывал недоволен. Особенно его раздражали статьи норвежцев, критиковавших итальянцев за неумение действовать в полярных районах. Настроение капитана служило для журналистов своего рода цензурой. От его расположения зависело, отправят ли они свои радиограммы и узнают ли свежие новости о судьбе «Италии».