«Вернется Гида, поговорю обязательно», — решил Токто.
Вечером приехали Пота с Идари и детьми. Названые братья не виделись с полмесяца, но, встретившись, не обнялись, как бывало в молодости, не стали бороться и хлопать друг друга по спине, они уселись возле юрты и закурили трубки.
Токто приглядывался к названому брату, его обеспокоило измученное лицо Поты, застывшая в нем тревога. За полмесяца Пота постарел, согнулся. Его всюду преследовала неудача, он не убил лося, рыбы попадалось мало, еле хватало на еду.
— За себя не стал бы беспокоиться, дети ведь, — бормотал Пота.
— Беспокоиться еще рано, есть еще у нас силы, прокормимся, — подбадривал Токто. — Нас трое мужчин…
— Такая большая вода…
— К осени она уйдет, кету поймаем, перезимуем.
Идари проходила мимо мужчин, остановилась.
— Я ему это же толкую, — сказала она и глубоко вздохнула. — Совсем ты состарился, отец Богдана, тяжелые мысли стали брать над тобой верх. В молодые годы ничего не боялся, меня умыкнул от родного отца, не боялся.
— Молодые были, детей не было…
— Да мы с тобой их прокормим, мы же еще молоды!
Токто взглянул на Идари, встретился с ее все еще озорными глазами и усмехнулся: в черных волосах Идари кое-где пробивалась седина.
— Ты не смейся, отец Гиды, мы еще все можем. Правда, отец Богдана, мы еще все можем? — засмеялась она.
Пота не выдержал, улыбнулся, лицо его посветлело.
«Любят все еще друг друга», — подумал Токто.
— Ты меня из гроба сумеешь поднять, — засмеялся Пота.
— Ничего, все хорошо будет, — ответила Идари, пропустив мимо ушей слова мужа, — не надо много думать. Дети уже большие, чего о них беспокоиться? Я уже выбираю жену Дэбену, мальчик шестнадцатое лето живет. Сам себя прокормит. Разве он зимой не убил кабана, не добыл соболя? Взрослые охотники теперь не видят в глаза соболя, а наш сын добыл!
Идари пошла к очагу, где хлопотали Онага с Кэкэчэ. Она шла упругой девичьей походкой, прямая еще, как осинка. Пота поглядел жене вслед и улыбнулся.
— Ей бы мужчиной родиться, — сказал Токто.
— Тогда мне надо было бы родиться женщиной, — засмеялся Пота.
— Правильно, вы родились друг для друга.
Токто засопел трубкой, замолчал. Внуки его, Пора и Лингэ, рядом стреляли из привезенного им лука и не могли попасть в мишень. С берега поднимался сын Поты Дэбену, стройный юноша, как вылитый, похожий на старшего брата, Богдана.
— Новости какие слышал? — спросил Токто.
— Приезжали в Джуен амурские, кое-что рассказывали, — ответил Пота. — Вода все прибывает, прибывает. Говорят еще, что какой-то торг организовывают то ли в Болони, то ли в Малмыже. Там можно будет купить все, что пожелаешь, только шкурки требуются.
— Торговцы придумали?
— Нет, новая власть будет торговать, цены будут низкие.
— Это интересно.
— Все говорят так, все хотят посмотреть на этот торг.
— И мы поедем. — А где у нас, шкурки?
— Что оставили на осенние закупки, то и повезем.
— Как тогда осенью? На что будем закупать на зиму продукты, дробь, порох?
— Новая власть поможет, так говорил наш командир Кунгас. Знаешь, Пота, честно скажу, не верю я этой власти. Ее ведь все нет. Может, увидим ее на этом торге?
Пота промолчал, он давно слышал это от названого брата, и ему не хотелось вновь вступать с ним в спор: все равно Токто не переубедишь. Как-то, рассердившись на него, Пота спросил: «Зачем тогда ты жизнью рисковал, ходил в партизаны?»
— Многие шли, и я пошел. Что я — хуже других, — ответил Токто.
— Но другие знали, понимали, зачем они идут.
— В упряжке не надо быть всем собакам миорамди — вожаками, одной хватает, она ведет за собой остальных.
С Токто бесполезно спорить, и Пота промолчал. Онага подала вареное мясо. Охотники, вытащив ножи, принялись за еду.
— О Богдане что слышал? — спросил Токто.
— Живет в Нярги у Пиапона.