— Ее обидишь, как же! — огрызнулся мальчик.
— Да ты присмотри, раз просят, — рассердилась Варя. — Поменьше бегай со своими огольцами...
— Ладно, сам знаю, — сказал Павка.
Анна крепко расцеловала Павку, глазами поискала угол. Угла не была, халупа была круглая, как цирк. Тогда она перекрестилась несколько раз на потолок, заросший паутиной, повязалась платком, взяла узелок, и они ушли с Варей по широкой и пустой улице через пустыри и сопки в Приамурск.
Павка остался дома один. Такое с ним случилось впервые. Раньше он один оставался во время отлучек брата, но Петр возвращался неожиданно. Приходилось всегда быть настороже. А теперь Петр долго не вернется.
Павка прибрал посуду на полке, заглянул в ведро, стоявшее у стены. В ведре плескалось несколько пойманных вчера Павкой рыбок. Он непременно сварит себе уху, как только проголодается. Перед огрызком зеркала Павка пригладил свои вихры.
Вдруг кто-то легонько стукнул в окно. Павка увидел Носа-Курноса:
— Моего батьку забрали, Павка, — сказал, торопясь и оглядываясь, Нос-Курнос. — Увели нынче японцы, а куда — не знаю. Мамка плакала-плакала, потом упала на пол, кричит. Что с ней делать — не знаю.
— Воды дай, — посоветовал Павка. — На голову воды налей, она, может, и встанет.
— Попробую, — сказал Нос-Курнос и исчез.
Под вечер Павка достал из-под подушки четырнадцать выпусков «Сюркуфа», сел у окна и принялся читать. Он прочитал замечательную историю о том, как Сюркуфа поймали и заточили в каземат на пустынной скале. Остров-тюрьму сторожили полицейские и солдаты. Верные товарищи Сюркуфа подобрались темной ночью к острову на лодке и перепилили решетки в окне каземата. Сюркуф по веревке спустился вниз, в лодку. Лодка неслышно отплыла от острова — и Сюркуф был спасен.
«Вот здорово!» подумал Павка и принялся за следующий выпуск. Вдруг сразу стемнело. На Амуре сумерек не бывает, вечер приходит неожиданно, точно накрывает день черным платком. Только что было совсем светло — и вдруг на дворе наступает ночь.
Павке стало как-то не по себе. Он никогда не боялся темноты. Но сегодняшняя казнь стояла у него перед глазами.
Он встал, зажег коптилку и снова принялся за приключения Сюркуфа. Ему показалось, что кто-то царапается возле двери. Он поднял голову и послушал: нет, никто не царапается. Только начал читать, перелистав несколько страниц — царапается.
«Надо посмотреть», решил Павка и осторожно, на цыпочках подошел к двери. Подождал. Кто-то осторожно тронул щеколду. Павка со всей силой толкнул дверь и в полосе света увидел Глашу.
— Я сидела-сидела дома, мне скучно стало. Вот я и пришла, — сказала она.
— А тебя Варя искала! — сказал Павка радостно. — В Приамурск пошла. И Анна приехала, Петра жена, знаешь? Заходи! Да не наследи, смотри, — прибавил он построже. — У меня палуба вымыта.
— А где же Анна? — спросила Глаша.
— Она с Варей ушла, в Приамурск. Поплакала и пошла.
Глаша вошла в комнату и присела на табурет.
— Читаете? — спросила она, глядя на разложенные на столе выпуски, и в голосе ее Павке почудилось ехидство.
— Читаем, — вызывающе ответил Павка.
— Про Сюркуфа читаете?
— Про Сюркуфа читаем.
— Может, и мне дадите почитать? — вдруг спросила она совсем просто, обыкновенным голосом.
— Почитайте. — Павка протянул Глаше один из выпусков.
Она, оправив платьице, принялась читать.
Павка смотрел на нее в упор, но она не поднимала глаз. Она читала, шевеля губами, и перелистывала страницу за страницей. Тогда Павка тоже взял книжку и сел за стол напротив девочки. Долгое время они читали молча. Вдруг коптилка стала чадить, дохнула раза два черным дымом и погасла.
— А у меня керосину нет, — сказал Павка.
— И у нас нету, — услышал он из темноты Глашин голос.
Они помолчали.
— Я спать ложусь, — сказал через некоторое время в темноте Павка.
— И я легла.
— Тебе не холодно, Глашка? Держи бушлат. Поймала?
— Спасибо, поймала, — сказала Глаша.
Наступила тишина.
Павка слышал тихое Глашино дыхание.
Где-то далеко в ночи вдруг протрещало несколько выстрелов, и все смолкло.
— Что это, Павка, стреляют? — испуганно спросила Глаша.
— Ясно — стреляют, а не горох катают.
После короткой паузы Глаша сказала:
— А мне все... Гаврилов мерещится... и солдаты... Они в могилу его закопали, да?
Павка промолчал.
— Ты спишь, Павка?