Она вышла на шоссе. Верхами проехало несколько солдат. С сопок надвинулись сумерки, темной пеленой закрывая дома. Калмыковский офицер прошел мимо Глаши, глядя прямо перед собой остановившимся взглядом. От него пахло спиртом. Глаша застыла, замерла, прижавшись к забору. Офицер ее не заметил. Когда он скрылся вдали, Глаша побрела дальше. Что-то белело под фонарем на столбе. Глаша подошла и вдруг увидела большой портрет своего братишки!
«Ваня?» удивилась она. Да, это был он, в лихо надетой набекрень бескозырке с надписью на ленточке: «Гроза». Тут только Глаша заметила, что портрет обведен жирной черной рамкой и над портретом напечатано:
А внизу было подписано крупным шрифтом:
Красный бандит Косорот, скрывающийся в тайге.
За поимку живым — 1000 японских иен.
«Значит, живой, — обрадовалась Глаша. — В тайге. Портреты печатают».
— Все равно не поймают, — сказала она и уже протянула руку, чтобы сорвать объявление. Но тут же отдернула руку и оглянулась. Она услышала, что кто-то идет по улице. К Глаше приближался патруль японских солдат. Девочка быстро свернула в переулок.
Она прошла несколько шагов. Переулок показался ей очень знакомым. Ну, конечно! И этот зеленый домик, и покосившийся забор! И ворота со скрипучей калиткой! Глаша толкнула калитку и очутилась во дворе.
Она сразу узнала этот двор.
Именно здесь должен быть дровяной сарай, в котором она ночевала с Павкой, когда они пришли с базы в город.
Вот и сарай. Ворота его заперты. На них висит тяжелый чугунный замок.
«Вот несчастье! — подумала Глаша. — Наверное, купили дров на зиму и теперь запираются...»
Вдруг ворота сарая зашевелились. Замок отъехал в сторону, ворота открылись, и на двор вышла девочка лет четырнадцати, очень грязная, одетая в какие-то лохмотья, черноглазая, черноволосая и смуглая. На ногах у нее были стоптанные туфли на высоких каблуках.
— Тебе чего здесь надо? — удивленно спросила девочка Глашу.
— А ты что здесь делаешь? — в свою очередь спросила Глаша черноглазую девочку.
— Я-то здесь живу. А ты?
— А я здесь тоже живу.
— Врешь, — сказала черноглазая. — Я тебя не видала. Ты где христарадничаешь?
Глаша не поняла вопроса и удивленно посмотрела на девочку.
— Ну чего глаза выпучила? — продолжала девочка. — Где, говорю, христарадничаешь?
— Я не понимаю, что ты говоришь, — сказала Глаша.
— Фью! — свистнула девочка звонко, как мальчишка. — Да ты новехонькая! Ну, где милостыню просишь?
— А я... я совсем не прошу милостыню, — сказала Глаша.
— Так ты что же? Домушничаешь? Стрёмишь? Карманничаешь?
Это был уж совсем воровской язык, и Глаша ничего не поняла.
— Откуда же ты взялась? — удивленно спросила черноволосая и подошла к Глаше поближе. — Тебя как звать? Ты чья? Чем промышляешь? — закидала она Глашу вопросами. Глаза у незнакомки стали любопытные и так сочувственно глядели на Глашу, что она рассказала ей о хозяйке, о потерянных деньгах...
— Так это, значит, у тебя их Николка Костыль вытащил. Хвастался, что девчонку обчистил, — сказала девочка. — Ловко. Так ты, значит, хозяйку ножом? Молодец!
В голосе новой Глашиной знакомой послышалось уважение.
— Что ж, если тебе негде ночевать, пойдем...
— Куда?
— Да в сарай же! Тебя как зовут?
— Глашей. А тебя?
— Мальвиной, — гордо сказала девочка и тряхнула своими черными кудрями.
В сарае во всех углах лежало какое-то тряпье. По середине стоял большой стол. На столе валялись бутылки, деревянная нога, сапог, рыжий парик, краюха хлеба, несколько свечей. Глаша невольно шагнула к столу и посмотрела на хлеб.
— Ты что — голодная? — спросила Мальвина. — Ешь.
Глаша с жадностью стала есть хлеб.
— Ишь ты-ы, — протянула Мальвина, — несладко тебе жилось у хозяйки. Ну что ж. Вот наши от всенощной придут, я тебя пристрою.
— Куда? — спросила Глаша, прожевывая хлеб.
— Увидишь, — загадочно ответила новая Глашина знакомая. Она воткнула свечу в горлышко пустой зеленой бутылки и зажгла ее. В углах зашевелились огромные черные тени, поползли по стене.
— Жизнь у нас привольная, вольготная, — сказала Мальвина, потягиваясь. — Живем — не тужим.
«Какая может быть у тебя привольная жизнь, — подумала Глаша, оглядывая Мальвину, — если у тебя даже платья нету?»
— Надену в воскресенье новое платье, — словно отвечая на Глашины мысли, продолжала Мальвина, — в кино пойду — Гарри Пиля смотреть, Мэри Пикфорд. Ты знаешь, в нее влюбился граф. Такой богатый, на своем собственном автомобиле ездит, а она грязная-прегрязная... замарашка. Он купил ей серебряное платье, — мечтательно рассказывала Мальвина, — все вышитое жемчугом, и повел ее в сад. Он ей вот такой букет цветов подарил, — показала девочка, — а потом привез в красивый, белый дом. И они стали ужинать... ужинали-ужинали, и она ела и ела, — видно, голодная была, — а он только тырк вилкой — и отбросит. Тырк вилкой — и отбросит.