Остап о чем-то пошептался с Варей, хитро улыбнулся и спросил:
— А що, хлопец да дивчина, нравится вам у меня?
— Еще бы не понравилось! — воскликнула Глаша.
— До того хорошо, даже невозможно! — подхватил Павка.
Остап еще пошептался с Варей и вдруг спросил:
— А що б вы казали, если б я забрал к себе вас обоих?
Павке и Глаше показалось, что Остап шутит. Жить словно на настоящем корабле! Рядом с дядей Остапом, знающим столько разных историй!
— Ой, да это ж не может быть! — не поверил Павка.
Остап покрутил свой ус и сказал:
— Довожу до сведения: дисциплинка у меня суровая. Драться, ругаться, цапаться в кубрике — ни-ни! Лица, руки мыть дочиста, щоб блестели, воды не бояться, грязь смывать — оттирать. Палубу, трапы драить, по дудке обидать — полдничать, по дудке спать лягать, койки прибирать. Все ясно?
— Все! — воскликнул Павка. Он был в восторге от речи дяди Остапа.
— Зачисляю в команду, — отрезал Остап. — Садись обидать.
Ребята сели за стол. За окном заалел закат.
— Что ж, дочка, — сказал Остап, разливая суп, — выходит, что и старый дид пригодился?
— Пригодился, батько! — воскликнула Варя и стала что-то шептать Остапу.
Павка за обе щеки уплетал вкусный рыбный суп. Глаша от него не отставала. Павка смотрел на картины, развешанные на степе, и все хотел спросить у Остапа, кто же это усатый дядько.
— Эх, если б был жив мой Илюша! — вдруг вырвалось у Вари.
— Ничего, дочка, — обнял Остап за плечи Варю, — отольются им слезы, придет время...
Он встал и пошел к окну. Тук-тук, тук-тук — стучала по полу его деревяжка.
— Дядя Остап! — спросил Пазка, показывая на портрет. — А что это за усатый дядько?
— Тарас Бульба, — сказал Остап. — Купил на барахолке.
— А кто такой Тарас Бульба?
Тук-тук! — стукнула деревяжка. Остап повернулся и взглянул на Павку.
— Тараса не знаешь?
— Не знаю, — ответил Павка. — А он что — пират?
— Дурень ты, дурень, — с сожалением сказал Остап. — Только и знаешь, что своих пиратов. Да знаешь ли ты, хлопец, что и моего батьку звали в честь Тараса Бульбы Тарасом, а меня в честь Тарасова сына нарекли Остапом?
— Не слыхал, — сказал Павка.
— Про Тараса Бульбу, написал Николай Васильевич Гоголь, — сказал Остап.
Тук-тук, тук-тук — застучала Остапова деревяжка, и он подошел к шкафу. Он открыл шкаф и достал какую-то брошюрку. Павка разглядел, что на обложке нарисован такой же усатый, как на картинке, дядько в барашковой шапке.
— А мне почитаете? — спросила Глаша.
— И тебе. Вот пообидаем и почитаю. Грешно не знать Николая Васильевича Гоголя и не слыхать про Тараса Бульбу.
Когда они отобедали и Глаша прибрала со стола, Остап принес лампу, поставил на стол, зажег, расправил усы и принялся читать:
«А поворотись-ка, сын! Экой ты смешной какой! Что это на вас за поповские подрясники?»
Читал Остап хорошо, с чувством, иногда останавливался и поглядывал на Павку и Глашу. Ребята слушали внимательно.
Остап читал про Запорожскую Сечь, про храбрых казаков, которые дрались с поляками за русскую землю. Глаша оперлась подбородком на руки и, широко раскрыв синие глаза, слушала не отрываясь. Павка, когда Остап останавливался, подгонял:
— Читай, дядя Остап, читай!
А дядя Остап продолжал читать:
«А что, паны», сказал Тарас, перекликнувшись с куренными: «есть еще порох в пороховницах? не ослабела ли козацкая сила? не гнутся ли козаки?»
«Есть еще, батько, порох в пороховницах. Не ослабела еще козацкая сила; еще не гнутся козаки!»
«И наперли сильно козаки: совсем смешали все ряды. Низкорослый полковник ударил сбор и велел выкинуть восемь малеванных знамен, чтобы собрать своих, рассыпавшихся далеко по всему полю. Все бежали ляхи к знаменам; но не успели они еще выстроиться, как уже куренной атаман Кукубенко ударил вновь с своими незамайновцами в середину и напал прямо на толстопузого полковника. Не выдержал полковник и, поворотив коня, пустился вскачь; а Кукубенко далеко гнал его через все поле, не дав ему соединиться с полком. Завидев то с бокового куреня, Степан Гуска пустился ему навпереймы с арканом в руке, всю пригнувши голову к лошадиной шее, и, улучив время, с одного раза накинул аркан ему на шею. Весь побагровел полковник, ухватясь за веревку обеими руками и силясь разорвать ее; но уже дюжий размах вогнал ему в живот гибельную пику».