— Да, это почище Сюркуфа, — одобрил Павка. Подумав, добавил: — А только когда я вырасту, я в конницу не пойду. Я кораблем стану командовать.
— Опять, Павка, захвастался! — сказала Глаша. — Не видать тебе корабля как своих ушей.
— Ах, ты так? — обиделся Павка и вскочил с лавки. — Вот лопни мои глаза, провались я на этом месте, если я на корабль не попаду!
Нет, видно, никогда не отучишь эту девчонку дразниться!
— Полно вам ссориться, — сказала Варя.
— Обещание давали? Давали! — услышал Павка спокойный и добрый голос Остапа.
Ребята сразу притихли.
Но Остап уже говорил о другом:
— Ты, Павка, газетами торгуешь?
— Торговал, — сказал Павка. — А больше торговать не на что. Солдат деньги отобрал, и Сюркуф мой пропал в залоге. Шесть выпусков, — грустно сказал Павка.
— Ну, этому делу легко помочь, — сказал Остап и поближе подошел к койке. Он вынул из-под тюфяка газету и протянул Павке:
— А ну-ка, почитай, хлопец.
Эта газета была совсем не похожа на те, которые продавал Павка.
Газета была напечатана на коричневатой бумаге и называлась «Красный клич». Павка никогда не слыхал о таком названии.
— Читай, читай, — сказал дядя Остап.
Павка развернул лист и прочитал:
Дальний Восток будет советским.
На другой странице крупными буквами было написано:
Весь народ поднялся против японских поработителей.
Павка уселся поудобнее и стал читать вслух:
Знайте, товарищи. Помощь придет. В далекой Москве Ленин и Сталин создают многочисленную Красную армию. Она поможет партизанским отрядам прогнать ненавистных японцев.
Остап подошел к окну.
Дальше Павка прочитал:
Партизанский отряд Косорота... захватил огромный японский транспорт с продовольствием, захвачено 4 пулемета, 40 винтовок, патроны, 3 вагона продовольствия. Пришедшая на помощь японцам калмыковская «дикая дивизия» потеряла около 10 человек убитыми.
— Про братишку? — сказала Глаша. — Это все правда?
— Сущая правда, — сказал Остап.
— Дяденька Остап, а эту газету не продают, — сказал Павка.
— Ее не продают, ее даром выдают. Да так, чтоб ни японцы, ни калмыковцы не видали. Увидят — голову срубят. Понял?
— Понял, — ответил Павка. Он думал: наверное, очень интересно торговать такой газетой. Опасно, надо скрываться от солдат и от японцев...
— Достанем тебе газет, — сказала Варя, — торгуй.
— А как подойдет человек и спросит «нашу газету», — добавил Остап, — отдашь вот это. Денег не бери.
— То есть как же это денег не брать? — удивился Павка.
— За брехню — бери, что полагается, — сказал Остап, — за белогвардейские газеты, а нашу правду даром отдавай. Понял?
— Понял, — сказал Павка.
— И имей в виду, хлопец, что поручают тебе серьезное дело. Ты попадешься — другие за тобой попадутся, и не сносить ни тебе, ни им головы. Ты уж не малой. Тебе сколько годов?
— Тринадцать, четырнадцатый, — соврал Павка.
— Врешь, двенадцать, тринадцатый, — поправила Глаша.
— Ну, вот. Никому ни слова. Понял?
— Гроб-могила, три креста, — поклялся Павка.
— Що це таке? — изумился Остап.
— Самая страшная клятва, — сказал Павка.
Остап и Варя рассмеялись.
В это время за окном послышались шаги, и кто-то осторожно стукнул костяшками пальцев в дверь.
Тук-тук, тук-тук — застучала Остапова деревяжка, и он впустил гостя.
— Вот це гарно! И Никита Сергеевич пожаловал на новоселье!
Павка не видел Бережнова с той поры, как японцы казнили Гаврилова.
За это время Бережнов очень изменился. Серая стариковская кожа туго обтянула его худое и сухое лицо. Глаза тускло блестели под старыми, сломанными очками. Волосы, стриженные бобриком, поредели, а усы щеточкой стали совсем седые. Но старомодный костюм был попрежнему опрятен, а галстук — голубые две кисточки — тщательно завязан.
Бережнов приподнял очки и сказал веселым голосом:
— Ну, угощай, хозяин. А, и ты нашлась, чижик? — увидел он Глашу.
Остап и Варя засуетились, накрывая на стол. Никита Сергеевич сел на табурет и забарабанил пальцами по столу.