Павка приложил руку к глазам и поглядел еще раз на остров. Вдруг он нахмурился. На острове кто-то копошился. Какая-то шлюпка пристала к желтой песчаной отмели. Из шлюпки выскочили какие-то люди — отсюда они казались игрушечными фигурками — и стали вытаскивать шлюпку на берег.
— На нашем острове? Городовики? Опять?
Павка терпеть не мог городских мальчишек. Еще бы!
У портовиков отцы и братья — настоящие матросы и плавают на настоящих боевых кораблях, а у городских отцы — рыбники, колбасники и лабазники. Предводитель городовиков хвастливо называет себя «Сюркуфом, грозой морей», — а ведь это попросту Исайка Ионкин, сын толстого кабатчика Ионкина. Тоже Сюркуф нашелся! И вот теперь эти сухопутные крысы осмелились высадиться на острове пиратов. Ну нет, городовикам это так не пройдет!
Не разбирая дороги, Павка побежал с сопки к реке. Камни прыгали у него из-под ног и катились с грохотом. Острые ветки багульника хлестали мальчика по лицу. Толстый пень сунулся под ноги и больно ударил по коленке. Павка сбежал к корабельной пристани, повернул влево, перелез через забор, побежал над самой рекой, спотыкаясь о кочки, и наконец добрался до сторожки баканщика, возле которой ждали его друзья-портовики, храбрые амурские пираты, — многие из них в отцовских старых бушлатах и огромных отцовских заплатанных штиблетах.
— Где баркас? — спросил Павка.
Его лучший друг Нос-Курнос показал на ветхий баркас, на котором наверняка рыбалили еще деды. Краска с баркаса давно сползла и облупилась, а на носу его было написано облезлым золотом: «Ласточка».
— Вперед! В поход! — крикнул Павка.
— В поход! — подхватил Рыжик, быстроглазый, с облупившимся носом.
Ребята наперегонки побежали к баркасу.
«Ласточка» с трудом отвалила от берега.
Павка стоял на корме по-матросски, широко расставив ноги. Черный бушлат был небрежно накинут на плечи.
— Правая греби, левая табань! — крикнул Павка звонким голосом, и гребцы хором ответили: «Есть, капитан!» Баркас, переваливаясь с борта на борт, вышел на середину реки.
— Флаг до места! — скомандовал Павка, и на мачту взвился флаг неопределенного цвета, потрепанный, взлохмаченный, не раз побывавший в отчаянных схватках. Шершавой, загорелой рукой Павка схватил висевшую у него на груди серебряную дудку и поднес дудку к губам. Щеки его надулись, словно два пузыря. Дудка залилась соловьем.
— В оба глядеть! — крикнул Павка.
— Есть в оба глядеть! — ответили гребцы.
Мальчики гребли изо всей силы. Ветер рвал парус, сделанный из потертого матросского одеяла.
Павка чувствовал себя настоящим командиром большого корабля, настоящим капитаном.
— Городовики на острове! — сказал Павка. — Держись, ребята, не поддавайся!
Гребцы приналегли на весла, и неуклюжий баркас рванулся вперед, как подстегнутый кнутом старый конь.
Вдали на острове закопошились черные фигурки. Они столкнули на воду красивую голубую шлюпку, вскочили в нее и отчалили от берега. «Сюркуф, гроза морей», в таком же черном картузе, какие носили все лавочники города, в гороховом пиджаке и в серых штанах, отчаянно кричал, подгоняя своих пиратов. Пираты старались изо всех сил, их шлюпка уходила от Павкиного баркаса.
Павка оглядел своих гребцов. Они гребли не переставая. Им некогда было вытереть вспотевшие лица. Баркас был тяжелый, неповоротливый, а шлюпка городских легко скользила по речной глади.
Павка ясно видел теперь лицо Исайки, его рыбьи белые глаза и шрам через всю правую щеку, полученный в одной из жестоких схваток. Исайка смеялся над портовиками.
С пиратской голубой шлюпки показали конец веревки, что значило: предлагаем взять на буксир. Павка знал, что на море нет более жестокой обиды. Пираты за такую обиду расплачивались кровью.
Павка не выдержал и закричал:
— Все равно догоним!
— Пару нехватит! — донеслось с пиратской шлюпки.
— Всех до одного перетопим! — закричал Павка.
— Корыто развалится! — донеслось издалека.
— Руки-ноги повыдергаем, головы оторвем! — в сердцах крикнул Павка.
Он видел, что тяжелому, неуклюжему баркасу, хоть и зовется он «Ласточкой», не угнаться за легкой на ходу шлюпкой.
— Ау! — еле-еле донеслось до портовиков. Шлюпка была совсем далеко.
— Левая греби, правая табань! — скомандовал Павка, и баркас медленно развернулся носом к острову.